– Неволить да заставлять я вас не вправе. Только знайте – в Осетрове разумные люди живут, они моим советам вняли. Вам я, если понадобится и попросите, всегда помогу. Только потом не обижайтесь – когда вы мою помощь получите, придется и мои условия принять.
С таким люди согласны были, пока все гладко, зачем уклад менять, а постучится беда – есть к кому гонцов слать. Там уж, чтоб не сглазить, к городу в подчинение намного лучше, чем на кол в своем же хозяйстве. Пошумели еще немного да и разошлись делами заниматься – торговать и развлекаться. Ванко тоже с места сорвался.
Первым делом пошел к палаткам, где невольниками торговали. Местным этот товар, понятно, ни к чему, а купцы и наемники живо интересуются – видно, есть в них необходимость. Выглянул из-за спин. Страшно. Сидят на земле, понурые, руки ремнями связаны, а покупатели их, что овец, осматривают. Пробежал вдоль ряда невольничьего, благо он небольшой – четыре палатки, и у последней остановился. Первые три свой товар на улице выставляют, а в этой гостей внутрь запускают. У входа в палатку стоит противного вида старик, с входящими шутками перебрасывается. Ванко рядом постоял – по разговору понятно, что женщины внутри.
Ох как надо туда!
Боком, осторожно паренек пристроился возле пары наемников, уже и юркнул, но удар в ухо сбил с ног, наполнил голову трелями колокольцев и воздух вокруг громким гоготом собравшихся.
– Куда, мой маленький? – Жуткое, морщинистое, в клочьях волос лицо старика всплыло на общем размытом фоне. – Ты ко мне сюда вечером приходи, а сейчас нельзя.
Ванко страха не почувствовал. Парализующий ужас – вот как это называется. Паническое состояние, правда, не помешало на четвереньках ретироваться на безопасное расстояние. Встал, отряхнулся, потряс головой – шумит. Жуткий старик, а в палатку обязательно надо попасть.
Надо для виду уйти, по другим рядам походить, попозже тылами подобраться – так и поступил. Зашел сбоку, край шатра приподнял, лег на живот и, скребя сапогами, протиснулся внутрь.
Глаза к полумраку привыкли быстро, но едва паренек бросил взгляд на окружающее, как захлопнул крепко веки и спиной, на карачках, бросился прочь. Запутался в полотнище, вывалился наружу, начал барахтаться. Женщин привередливые покупатели осматривали не в пример дотошнее, чем мужчин, оттого и скрывалось это от посторонних взглядов. Прервал Ванково трепыханье тяжелый пинок в ребра. Цепкая костлявая рука тисками сжала шею и извлекла мальчишку на свет.
– Не терпится поближе познакомиться? – Желтые, с кровянистой сеткой глаза в упор уставились на мальчика. – Ну пойдем, сладенький.
Свои слова и решительность старик подтвердил резким тычком коленом в пах. Низ живота обожгло огнем, в глазах потемнело. Не в состоянии противиться, несчастный послушно последовал за мучителем.
– Эй, пидор, пацана оставь в покое, – раздался спокойный хрипловатый голос, словно прохожий муху назойливую отгоняет.
– Ты ему, может, отцом будешь?
– Мразь, закрой рот и отпусти ребенка. – Напротив старика стоял недавний Ванков знакомый, как всегда лениво-сонный Лекарь.
– За мразь, мил человек, ты мне сейчас ответишь, а за маленького засранца виру заплатишь, он ко мне сам пришел, я его за уши не тащил – законы знаем.
Видимо, на законы работорговцев Лекарю было глубоко наплевать, он молча положил руку на плечо мальчика, дед уже не держал шею, и собрался проследовать дальше.
– Нехорошо старого человека обижать, – старик растянул бескровные губы над черным провалом беззубого рта в жутком подобии улыбки, – защитите, люди добрые.