– Так когда вы планируете второго? – второй раз за вечер я вздрогнула, выдернутая из своих мыслей бесцеремонным вопросом Ронни.

Ничего остроумного в голову не приходило, и я просто смотрела на нее, растерянная. Пауза длилась и длилась, и то, что должно было стать всего лишь очередной не очень удачной шуткой, в наступившей тишине раздувалось до тяжелого бестактного кома, засасывавшего всех.

– В апреле две тысячи десятого. – голос Лукаса вывел всех из стопора.

– Что? – Ронни недоумевающе посмотрела на сына.

– Говорю, что у нас все запланировано. Мы с Евой решили, что Маризе к тому времени будет четырнадцать, она станет взрослой, вредной и непослушной, и вот тогда-то мы р-раз – и заведем себе новенького ребеночка! Так что приставать к нам с вопросами о свеженьких внуках разрешаю не раньше августа девятого, а лучше сентября, чтоб наверняка.

Он шутил.

Все, включая меня, облегченно рассмеялись и напряжение спало.

Лукас как-то быстро и легко устроил так, что мы засобирались домой пораньше, и никто не принял на свой счет и не обиделся, а наоборот, все вышли нас проводить и дружно махали рукой, а потом смеясь, скрылись в баре. И вот мы нашей маленькой семьей шагаем к дому: Лукас, Мариза, я – все так, как я и представляла себе полчаса назад.

– Спасибо, что выручил меня.

Время было за полночь, Мариза давно спала, а мы и правда засиделись. Долго болтали ни о чем: как все прошло на празднике, ребенку нужна новая обувь к зиме, не забыть завтра купить оливкового масла, куда поедем на рождественские каникулы, ты заметила, как сдал старый Велш в последнее время, Элли, по слухам, беременна третьим.

Локи сразу понял, о чем я. Кивнул, словно давно ждал, пока я скажу.

– Не стоит. Мама временами бывает удивительно нечуткой.

– Ну, она таки именинница сегодня. Имеет право. – я попыталась смягчить его слова, но он не дал.

– Нет. Не имеет. Ни она, ни твоя мама, ни кто другой. Только я могу тебя о таком спрашивать.

– А ты хочешь? – я ответила шутя, но он вдруг посерьезнел.

– Да. Хочу.

Мое сердце на мгновение замерло. Пересохшими губами я негромко проговорила:

– Так спроси.

В неярком свете его голубые глаза были черными и бездонными. Заглядывая куда-то глубже, чем положено заглядывать посторонним, он произнес вслух то, в чем я еще не признавалась даже себе:

– Ева, почему ты несчастна?

Я закрыла глаза, но слезы все равно потекли.

– Как ты узнал?

Он грустно усмехнулся.

– Ты все время забываешь. Я знаю, куда смотреть.

Я ладонями провела по лицу, пытаясь восстановить равновесие.

– Лукас. Локи. Любимый. Я не знаю, что со мной. Что-то происходит внутри меня, а я не могу понять, что. У нас все идеально, и я умом понимаю это, понимаю, что у меня есть все, о чем только можно мечтать: любимый муж, ребенок, работа, дом, родители, друзья… Я всегда в заботах, некогда размышлять о том, чего мне не хватает, но иногда, вот как сегодня, мне хочется плакать от тоски, как будто я что-то пропустила, что-то важное, и оно ускользает от меня, а я не могу понять, что, но мне все равно больно.

На одном дыхании выпалив эту тираду, добавила:

– Прости меня. Я не хотела тебя расстраивать. Пыталась справиться самостоятельно. Надеялась, что если не буду обращать внимания, то все закончится так же, как и началось…

– …Два года назад.

– Ты и это заметил, да?

– Что ты до сих пор тоскуешь по Голду? Да.

И столько было в этой фразе того, из-за чего я и сейчас, восемь лет спустя, любила его так же сильно, что мне не нужно было отвечать, а достаточно было просто подойти и потеряться в его глазах, твердо зная, что он меня найдет.