— Нет! — возразила девушка. — Он меня обслюнявил! Схватил… там…

Ева вздохнула понимающе: гадко это, в свои цветущие семнадцать или сколько ей там, подвергнуться гнусному тисканью. А девчонка еще и жрица, для нее чистота особо важна.

— Сестра, — позвала Ева, подойдя к ним, — посмотри на меня.

— Нет… — выдавила девушка.

— Почему?

— Я грязная теперь… опороченная…

— Я пережила более страшное поругание, значит и я грязная?

Агнесса ответила без раздумий:

— Нет.

— Тогда почему себя ты считаешь грязной? Чистота жрицы в ее нравственности. Тело – лишь одежда нашей души. Одежда может загрязниться, но не душа. Ты чиста так же, как и прежде, сестра. Никто не может тебя опорочить, кроме тебя самой. Так что никакой нищий тебя заботить не должен. Ты ни в чем не виновата.

— Верно, верно, — поддакнула пожилая жрица.

— Вставай, — сказала Ева и протянула руку Агнессе.

Агнесса, всхлипнув, приняла руку и поднялась, а потом стыдливо посмотрела на девицу Лэндвик. С ней целая компания позабавилась, да еще и кошки подрали, но никто не считает ее грязной. Значит, и ее, Агнессу, из храма не выгонят и опозоренной не назовут.

Ева уловила звук шагов, развернулась и увидела стражников с Брокком и Оресию.

— Иди к себе и умойся, сестрица, вода смоет плохое, — сказала она напоследок Агнессе и быстро пошла к стражникам.

Но молоденькая жрица не пошла к себе; подняв чепец и кое-как наскоро затолкав под него волосы, она поспешила за Евой. Стражников вела Оресия; увидев, как взволнована Ева, она объявила:

— Капитан Тмерри как представитель власти Магистрата решил, что наказывать твоего отца не стоит. Дело обошлось выговором.

— Слава бо… — вырвалось у Евы. Осекшись, она исправилась: — Я знала, что богиня заступится за нас. Энхолэш!

— Энхолэш, — поддакнула Агнесса и осмелилась поблагодарить капитана: — Спасибо вам, господин Тмерри! И вам, господин! — сказала она и Брокку. — Пусть ваш дом процветает!

Оресия, заметив, как выглядит жрица, отчитала ее:

— Что за вид? Почему одеяние помято, а чепец набекрень? И что ты делаешь здесь? Я же велела тебе замаливать грех невнимательности!

— Я переоденусь, но одежда ничего не значит. Главное, чтобы душа оставалась чистой, — ответила Агнесса, чувствуя себя более смелой рядом с Евой.

— Ишь чего, — грозно сказала Оресия, хотя на самом деле не особо рассердилась.

— Благодарю вас за справедливое решение, капитан, — проговорила Ева. — Теперь мы с отцом можем вернуться домой?

— Вы должны вернуться домой, — протянул Вайд многозначительно.

Оресия открыла им дверь и, когда нищие раскричались, требуя наказать Брокка, зычным голосом заставила их утихнуть, да и вид стражников с охотничьей кошкой как-то не располагал к бунтам. В общем, все кончилось благополучно, и Брокк с Эвой невредимыми покинули храм.

— Спасибо, Вайд, — сказал Брокк капитану и пожал ему руку, — с меня пиво.

— Идет. Загляну как-нибудь к вам в трактир.

Лэндвик замялся, но рассказывать о том, что трактир могут закрыть, не стал. Капитан же протянул:

— Провожу-ка я вас, пожалуй, а то мало ли. Да и мать навещу.

— Хорошее дело, — кивнул Брокк.

Отправив подчиненных с Шесс в штаб, Тмерри не просто проводил Лэндвиков домой, но еще и заглянул к ним на чай. Ева привычно шуршала у очага, пока ее родители и гость обсуждали за чаем этот сумасшедший день; отвлекшись, она не заметила момента, когда сначала Гриди, а потом и Брокк вышли из кухни, и они с Тмерри остались одни.

Мужчина тихо поднялся, подошел к девушке со спины и, склонившись, шепнул:

— А теперь скажи, где Эва Лэндвик?

Ева окаменела.