На самом деле девушка не бездельничала: она запоминала, как Гриди управляется по дому, особенно на кухне. Как разжигать очаг и поддерживать огонь, она разобралась, как вешать чайник на крючок и ставить посуду на огонь, чтобы не обжечься, тоже, более-менее запомнила, где что лежит, но в мелочах ошибалась, и Гриди тогда восклицала недоуменно:

— Да что с тобой? Ты словно вчера родилась!

Ева замирала, уверенная, что вот сейчас-то ее точно раскроют, но Гриди подходила к дочери и просила прощения, а потом разъясняла, что именно она сделала не так. В общем, это был стресс в закрытом пространстве, а Еве захотелось стресса в открытом пространстве.

Гриди сдалась, и они с Евой спозаранку вышли из дому с корзинами. Путь женщин лежал к рынку, расположенному на Южной площади, где продают в основном рыбу: свежую, выловленную до рассвета, а также засоленную, сушеную, копченую и всяческие дары Западного моря.

На рынок Гриди вопреки обыкновению не принарядилась, а пошла в неприметном платье, да и чепчик попроще надела, чтобы внимания не привлекать. Ева оделась примерно так же неприметно – у нее и выбора не было, ведь Эва предпочитала быть невидимкой. Повязав на голову косынку и скрыв рыжие волосы, она превратилась в создание такого же с виду возраста, как и Гриди. Но внутри-то Ева была молодой и тянулась к этому новому для себя миру со всей жаждой и интересом туристки, и глаза ее горели. Вот только Гриди торопилась, лицо прятала, поэтому девушка не могла толком смотреть на то, что ее интересует. Они быстро спустились к рынку, затерявшись в толпе горожанок, обошли прилавки, на которых вывалили корзины со свежей рыбой, и свернули туда, где продают овощи.

Сначала Еву поразил запах – рыбой не пахло, рыбой воняло, но вскоре она притерпелась и начала с интересом оценивать ассортимент товаров. Помимо рыбы, продавали еще и овощи: морковь, капусту, свежую и квашеную, свеклу, лук и чеснок, и травы, из которых девушка признала лишь петрушку и мяту.

И никакой картошки… Ева подумала о запеченных ломтиках картофеля по-деревенски, вспомнила изумительную хрусткость чипсов, пышность сливочного пюре и почувствовала, как прибывает слюна во рту.

Как жить без картошки? О, ужас, она этого не вытерпит!

Какая-то розовощекая девица заорала совсем рядом:

— Перец! Заморский перец! Корица! Имбирь!

Ева аж поморщилась от ее криков и выдохнула, когда они отошли. В этот утренний час на рынке было многолюдно, и горожане – по большей части женщины разных возрастов – толкались и перебранивались, когда сталкивались у популярных прилавков.

Гриди купила моркови, капусты, бобов и немного зелени, особо не присматриваясь к товару, и повела дочь домой. Тут, на рынке, ее знают, но не так уж, чтобы каждый здоровался, и она надеялась, что и в пекарне никто не обратится к ней и не спросит, как она поживает. Потому что отвечать не этот вопрос она не желает…

В пекарне по счастью тоже знакомых не оказалось: быстро купив хлеба, Гриди чуть ли не побежала к дому, при этом таща за собой Еву. Девушка отлично понимала, чем вызвана такая спешка, поэтому вопросов не задавала – ей было даже забавно представлять, что они не на рынок сходили, а в опасной авантюре поучаствовали. Улицы, дорога, закоулок – и вот выход к дому.

Гриди выдохнула, обнадеженная… и остановилась.

У их дома стояла повозка, запряженная уставшей лошадью; на передке сидел белобрысый прыщавый парень и вдохновенно ковырялся в носу. А у закрытых дверей их дома стоял сам Летард Ханкин, глава гильдии поваров… Гриди окаменела; женское чутье безошибочно сообщило ей, что дела плохи.