Андрей снял со стены факел и склонился над трупом.

– Ты что делаешь? – спросил Виктор.

– Да возгорится твой Дар-Ла с новою силой, – прошептал Андрей, медленно проведя факелом над телом, – да не обнаружат тебя обитатели огненных долин Шахера, да будет звучать твоя песнь, да направит тебя Когру там, где ты сейчас. С ним я покоен. Ему моя жизнь отдана.

– Это что, ритуал какой-нибудь?

– Наверное.

– А вы, мальчики, кто? – раздался приятный женский голос у них за спиной.

На девушке были голубые джинсы с высокой талией, кеды Vans и белая свободная футболка с надписью «Я художник. Я так вижу».

Она разглядывала Андрея и Виктора с интересом, как скульптуры в музее или солнечное затмение. Труп капитана, казалось, нисколько ее не смущал, как и пыточные конструкции вдоль стен – все эти дробители колен, «груши» и железные девы. Андрей предпочел бы не перечислять в голове названия, но такая уж у него специфическая эрудиция. Пялиться на девушку, как это делал Виктор, было тупо. Андрей очень стеснялся, и предпочел водить туда-сюда взглядом, на секунду задерживаясь на ней, и на пять – на окровавленных клещах, шипах и пластинах.

– А ты кто? – сориентировался наконец Виктор, нарушив сюрреалистичную во всех отношениях мизансцену и закрыв распахнутый до сих пор рот – не то от удивления, не то от красоты незнакомки.

– Я Василиса. Только, пожалуйста, не Вася, а именно Василиса. Не люблю, когда имена коверкают, – и продекламировала:

– Я Виктор. Можно Витя, Витек, Виттель.

– Виттель? Как вода?

– Ага.

– А ты? – она перевела взгляд на Андрея.

– Я Андрей, – пробормотал тот.

– Ты помнишь, как сюда попала? – спросил Виктор.

– Смешной ты! – хихикнула Василиса. – А как, по-твоему, попадают в сон?

Андрей и Виктор переглянулись. Так вот, чем обусловлено ее спокойствие!

Так-то и у них – у каждого – возникали мысли о сновидении, о грезах, о том, что все это лишь звездная пыль отключенного мозга. Но прошло столько времени, столько «щипков» от реальности, что эту версию можно было спускать в унитаз.

Но стоило ли грубо разубеждать Василису?

И вообще… Может, она все-таки права?

– Ты, наверное, имеешь в виду фазу быстрого сна? – проговорил Виктор. – Это когд…

– Я обо-жа-ю сны! – весело прервала его Василиса. – В них столько вдохновения, каждый сон – точно жизнь с новым набором эмоций. А этот – такой реалистичный, и вы, ребята, интересные… Проснусь – обязательно напишу ваши портреты.

И она продекламировала еще одно стихотворение:

– А как засыпала – помнишь? – спросил Виктор.

– Ну, этого я никогда не помню. Если честно, не помню даже как в постель ложилась. Но это нормально.

– А что у тебя за Книга?

Василиса только сейчас поняла, что держит что-то в руках.

– Надо же! Я и в жизни с ней никогда не расстаюсь, а теперь она оказалась в моих грезах. Только это не Книга.

– А что?

– Это молескин. Скетчбук. В нем я рисую и записываю стихотворения, которые тронули меня до глубины души. Здесь все: сонеты Шекспира, китайская поэзия эпохи Тан, немного испанцев, немного немецких экспрессионистов, серебряный век русской поэзии. И кое-что свое.

– Понятно, – пожал плечами Виктор. – Я не люблю стихи. Не вижу в них смысла.

– Пропущу эту реплику мимо ушей, – рассмеялась Василиса. – Но вот что интересно: стихи стали настолько осязаемыми… Они здесь будто летают как бабочки, и проходят сквозь меня. Вот, послушайте: