– Нет проблем, – оправил складки под ремнем Мартыненко…
До кабинета шли молча.
– Присаживайтесь!
В офисе со вчерашнего вечера почти ничего не изменилось – только пепельница была полна окурками, да немытые кофейные чашки громоздились на подоконнике. Обычно это все прибирала Машка…
– Я подумал – вам это важно знать… Может коснуться… Хотя – вряд ли, но…
Владимир Александрович молчал.
– Сегодня ночью Марья, моя секретарша… Она покончила с собой, – постепенно Цадкин обретал уверенность в себе. – Мы высадили ее у дома, а в три часа позвонили родители – поужинала, пожаловалась на усталость, попросила не беспокоить… Случайно увидели – уже поздно. «Скорая» констатировала смерть. Пытались там что-то сделать… Но – поздно.
– Снотворное?
– Да какая-то гадость.
– Записка?
– Да. Родители отдали – я ведь там как родной был… – Цадкин невесело усмехнулся. – Вот.
Он протянул Виноградову аккуратно вырванный из блокнота листок:
«Я ни в чем не виновата».
– Подписи нет… Это бывает, – возвращая записку, зачем-то сказал Владимир Александрович.
– Я знаю ее почерк. Я вообще ее с детства знаю – Машкина мать работала вместе с моей женой. С первой… – Цадкин говорил, не обращаясь к собеседнику. Сам с собой. Для себя. – Да! Я с ней спал – но это не главное. Не главное! – президент был на грани истерики и уже не замечал Виноградова.
– Выпейте чего-нибудь… Есть у вас?
– Что? A-а… Да-да! – Цадкин встал и направился к одному из стеллажей, но по пути задел лежавшую на самом краешке секретарского стола книгу в затрепанном глянцевом переплете. Он автоматически нагнулся за ней, прочитав на случайно раскрывшейся странице:
– Надо же – японская поэзия… впрочем, наверное, это по программе – сейчас в университете черт-те что проходят. – Андрей Леонидович уже вполне овладел собой и, наливая в пузатые рюмки коньяк, чувствовал себя уверенно.
– Валентин Сергеевич в курсе? – поинтересовался Виноградов.
– Да. Там сейчас. Бублик за ним поехал – сюда привезет.
– Андрей Леонидович…
– Да?
– Андрей Леонидович, Марья не брала валюту, – собственно, капитан сейчас делал то, что решил еще ночью.
– Валюту?.. а почему вы так думаете? – Цадкин очень внимательно изучал собеседника, отставив пустую рюмку.
Виноградов ожидал несколько иной реакции.
– Почему? Почему… Вы доллары нашли?
– Нет.
– А где они – знаете?
Цадкин молча смотрел на него, поэтому Владимир Александрович продолжил:
– Вот! Ровно тысяча.
Он выложил на стол перед президентом фирмы чуть помятый за ночь конверт.
– А кто украл – хотите скажу? – они смотрели друг другу в глаза, и Виноградов стремительно терял самообладание. Выпитый коньяк внезапно отяжелил голову. – Или неинтересно?
– Интересно.
– Тогда скажу. Бесплатно! – он уже почти не жалел о том, что сделал. – Все очень просто. Я нашел конверт на лестнице, на первом этаже, у самого холла – там такой шит электрораспределительный, высокий довольно, собака… Сверху, в глубине – так, что с моим ростом не дотянешься… Все уверяли, что офис никто не покидал – так? Нет оснований не верить. Но один-то – точно выходил! А? Не поняли? Валентин Сергеевич – он же за мной пешком спускался, ножками! А мог и по интеркому вызвать, а?
– Продолжайте.
– А что – продолжать? Валюту украл он – пока «шмонали» помещение, конверт был при нем, потом Валентин Сергеевич «скинул» его по пути за нами, а потом уже с чистой душой позволил себя обыскать…
– А я знаю.
– Что – знаете?
– Я знаю, что конверт с валютой взял он… Впрочем, это нисколько не умаляет ваших дедуктивных способностей! – почувствовав, как изменился в лице Виноградов, поспешил добавить Андрей Леонидович. – Все верно! Серьезно – я никак не ожидал от милицейского капитана…