Серафим забрал чашку у Милы, поставил на стол и взял ее руки в свои. То, что он сказал в следующий миг, глядя прямо в глаза, огорошило Милу не меньше, чем его преследование в течение трех месяцев:

– Мила… вы не могли бы родить мне ребенка?

– Э… Как? Вы хотите, чтоб я стала суррогатной матерью? – Это была первая глупость, пришедшая ей на ум и навеянная жуткими передачами.

– Нет, – сказал он. – Просто матерью. А я стану отцом.

– Не понимаю, – выдавила она.

– Что ж тут не понять…

Серафим потянул ее на себя за руки, и, как странно, Мила даже не подумала оттолкнуть его, отчитать, мол, что вы себе позволяете. Кажется, именно в ту ночь и был зачат сын, который сейчас издевался над Милой. Наверное, ради тех счастливых минут, что были, стоит вытерпеть пытку.

Треск дровишек заполнил паузу. Вячеслав докурил сигарету, загасил ее, подставил пепельницу Линдеру, который не заметил, как его сигарета догорела до фильтра и пепел вот-вот упадет на пол. Старик поблагодарил и бросил сигарету в пепельницу, после чего Вячеслав спросил:

– И что же это был за триллер?

– Прежде ответьте, о чем вы мечтали, скажем, в двадцать пять?

– Ммм, – поднял плечи Вячеслав, припоминая. – Заработать кучу денег и объездить мир.

– Я почему спросил: время определяет наши потребности, а тогда оно было особенным. Мне не приходило в голову мечтать увидеть мир, это было невозможно. Слов «большие деньги» для меня и миллионов советских людей не существовало, жили все одинаково – крайне бедно. Поднималась разруха на голом энтузиазме, шла холодная война, бандитизм царил на улицах, основная еда – хлеб, картошка, капуста, но и этого не хватало, вернее, не хватало все тех же денег. ХХ съезд партии еще не прошел, о том, что после него наступит оттепель, никто не подозревал. А я мечтал… купить Вере ботики. Знаете, что такое боты?

– Примерно…

– Было три вида бот, – потряс кистью руки Линдер, словно речь шла о чем-то запредельно дорогом и великолепном. – Из войлока, резиновые и кожаные. Это такие башмаки по щиколотку, которые носились и самостоятельно, и надевались поверх обуви. Я купил моднейшие резиновые ботики, блестящие. Представьте: в тех ботиках имелся полый каблук, так что в этот кошмар можно было сунуть ноги в туфлях на каблуках, застегивались на две кнопки, в общем, мечта любой тогдашней женщины. Вера меня отругала, я ведь много потратил, но потом налюбоваться на них не могла. Думаю, современная женщина упадет в обморок, если ей преподнести подобное уродство, а Вера была счастлива, я, глядя на нее, тоже. Понимаете теперь разницу между той жизнью и нынешней?

– То есть радость доставляли мелочи?

– Именно. Но и они были малодоступны. Это важно, хочу, чтоб вы поняли, как трудно было мечтать о глобальном, а я мечтал и об этом. Мечтал пойти по стопам отца, заняться наукой, делать открытия. Человеку свойственно не назад оглядываться, а смотреть вперед, идти к цели, тогда он живет полной жизнью и ему безразлично, что за еда в тарелке и насколько ощутим удар по карману из-за покупки ботиков. Среднее образование я получил за год, мне помогала Вера, она ведь окончила институт, работала в архитектурном отделе. Да и в лагерях я, к счастью, не тратил даром время. Друг отца профессор Пахомов уверял, что мои знания соответствуют третьему курсу, при исключительном упорстве можно сдать экстерном и укоротить время обучения. Но меня не приняли.

– Почему не приняли? – спросил Вячеслав.

– Да, я не могу пропустить этот момент. – Глаза Линдера потускнели, память переносила его назад. – Он явился не последним звеном…