– И вы думаете, что он говорил о «Саймане»? – Филиппов допил одним глотком остывший чай.

Рыбалкин снова потух и опустил взгляд:

– Не знаю, возможно… Но может быть он и что-то другое имел ввиду. Я бы не хотел обсуждать с полицией дела НИИ, мне еще с этими людьми работать.

Он посмотрел на часы – время его обеденного перерыва завершилось, он начал нервничать.

– У меня последний вопрос, – Филиппов рассчитался по чеку. – Аскольд Михайлович, мог ли кто-то заинтересоваться материалами по проекту «Сайман» или какими-то иными разработками Вишнякова, которые он хранил дома, на домашнем сервере?

Рыбалкин насторожился. Его взгляд снова приобрел ясность и заинтересованность:

– Кто-то похитил данные?

Филиппов не хотел раскрывать всю информацию, а потому уклончиво пояснил:

– Я не могу раскрывать содержание материалов уголовного дела, к сожалению.

– Что ж, – Рыбалкин поставил локти на стол и сложил пальцы в замок. – Если данные похитили, это многое объясняет.

Он задумчиво наблюдал, как официантка убирает со стола посуду, забирает оплаченный чек. Приветливо прощается.

– Вам предложить что-то еще? – спросила вежливо у Филиппова.

Следователь отрицательно качнул головой:

– Нет, мы уже уходим… Так что вам внезапно стало понятно?

– А вы подумайте сами… Он собирался выступить со скандальным заявлением. Его убили. А материалы бесследно исчезли. Вам не кажется, что это очевидный след?

Филиппов улыбнулся:

– Строить гипотезы – моя работа. Вас же я спросил, кому бы это могло быть выгодно.

Рыбалкин заметно покраснел. Убрал руки со стола, спрятал на коленях.

– Простите, я, вероятно, увлекся… Если исчезли материалы, то я бы искал тех, кто заинтересован в молчании Вишнякова: например, фабрику «Homo syntheticusus»[1], они являются разработчиками биомассы. Или Лабораторию «Нейроплан», которые разработали и внедрили методику искусственной оцифровки сознания. «Нейроплан», кстати» ‐постоянный партнер «Homo syntheticusus»…

– Ясно, – Филиппов знал эти организации, ничего нового Аскольд не сообщил, но, наконец, оказалась сформулирована почти очевидная несостыковка:

– Погодите, Аскольд Михайлович… А НИИ антропоморфизма разве не работает с «Нейропланом» и «Homo syntheticusus» на одном поле? Разве они все не занимаются разработкой, популяризацией и исследованием этого явления?

– Скорее методики, – уточнил молодой ученый. – Нет, вы все упрощаете. НИИ занимается фундаментальными исследованиями. Фабрики и лаборатории применяют полученные знания на практике, обучают у нас свой персонал. Но мы не связаны какими-либо обязательствами с ними, если вы это хотели узнать.

– Да, именно это, – Филиппов кивнул. – Но это ведь ни «Нейроплан», ни «Homo syntheticusus» не являются единственными организациями, которые работают с антропоморфами, почему вы вспомнили именно о них?

Рыбалкин откинулся на спинку стула, скрестил руки на груди:

– Я не знаю, строить гипотезы – ваша работа… Я назвал тех, кто пришел мне в голову, не спрашивайте, почему… Может, мне просто недавно попались их рекламные буклеты.

Он заговорил резко, зло. Так, словно ему совсем не безразлично, что стало с похищенными материалами.

Во всей этой истории у Филиппова не укладывалось вот что: если сервер Вишнякова выкрали ради материалов по антропоморфизму, то почему не тронули материалы из лаборатории? Не нашли способов проникнуть? В это верилось с трудом – они оказались достаточно подготовленными, чтобы совершить убийство.

«Это сделал сайман», – вспомнилось.

Сайман… Опять все не складывалось из-за этого Саймана, кем бы или чем бы он ни был.