– Мамуль, ты вечно молодая, и у тебя ноги красивые.

– А у тебя как будто…

– Мне есть что скрывать, – сказала Настя многозначительно.

Мама хмыкнула и велела заваривать чай. Настя принялась совершать короткие дрейфы от тарелки к чайному столику и обратно, объясняя между чайными манипуляциями и отхлебыванием-пережевыванием, что ноги у людей бывают разными, вкусы тоже, в юбке обязательно приходить только на дни рождения шотландских королей, и вообще большая часть девочек носит брюки.

– Это у тебя в секции.

– Ничего подобного. Во всем мире. В Китае там, в Индонезии всякой – а там полмира живет. Арабки еще.

– Не выдумывай, пожалуйста. Арабки в таких черных бурнусах ходят с головы до ног.

– А под бурнусами что? Мы же не знаем.

– Еще не хватало. Ладно, я поняла. Юбку ты не наденешь. Но в джинсах на день рождения я тебе идти не позволю.

Настя вздохнула и констатировала:

– Значит, пойду в конных штанах.

Платья с юбками Настя не то чтобы не любила – просто не видела смысла в них на данном этапе. Платья штука красивая, они облегают, развеваются и летят по ветру перед восхищенными взорами. Но если нет восхищенных взоров и ветра нет, то и с платьями можно погодить. Тем более что в них ни побегать, ни прыгнуть, ни сесть нормально. То есть с секцией платье не сочетается вообще никак, с улицей – слабо, со школой – при огромных ограничениях. А школа сама по себе набор огромных ограничений, зачем собственных-то добавлять. Директриса, конечно, ворчала насчет «ученицы должны быть скромными и элегантными», но лично утвердила два варианта формы для девочек – с юбкой и с брюками. Пусть ворчит дальше.

А против того, что она девочка, Настя и не думала возражать. Никогда – в отличие, кажется, от многих подружек. Они бурчали, что пацанам, конечно, легче, во всем: работать по дому особенно не заставляют, убираться тем более, учиться можно еле-еле, а уж про одежду и так называемую опрятность и говорить нечего. Было бы что опрятывать еще.

Доводы обоснованные, Настя не спорила. Но подозревала, что столько же доводов не в свою пользу мог привести любой мальчишка. Да и маме с сыном было бы, наверное, сложнее, чем с дочкой.

Мужчины в их семью вписывались с трудом. Мама и Настя с этим смирились, бабушка, кажется, тоже, хоть и не признавалась. Только дед все пытался всунуть мужскую руку, которой, он говорил, здесь очень не хватало. Дедовой руки хватало с избытком, но обычно на полдня, не больше. Потом она обреченно махала и вместе с дедом отбывала куда подальше. Чаще всего на дачу. Ну и ладно. Без дедушки было спокойней. Да и без бабушки, которая все время пыталась устроить чью-то судьбу или хотя бы организовать движуху, потому что так интересней. Мама и Настя не спорили, но и не соглашались. Они вообще предпочитали не спорить и не соглашаться, особенно друг с другом. И в остальном были довольно похожими. Теперь даже размеры одинаковые. Ну, большинство размеров. «А через годик я твои вещи буду носить», – предупредила как-то Настя. «А я твои», – хладнокровно ответила мама. Настя сказала: «Ну-ну», но малость напряглась и решила ответственней подходить к комплектованию гардероба – так, чтобы мама на него не претендовала.

Вообще Настя не жаловалась ни на гардероб, ни на судьбу. За редкими исключениями, вроде сегодняшнего. Впрочем, сегодня удалось отделаться отступлением на заранее подготовленные позиции в виде черной юбки-брюк, которую Настя холодно ценила за удобство и чудовищную оригинальность. Еще бы оборки оборвать – но тут мама стояла насмерть. Видимо, юбки-брюки входили в тайный список Настиных вещей, на которые мама готова претендовать, – и дикие кружевные оборки шли в этом списке отдельным подпунктом. Жалко маму: ждет ее огорчение. На днях рождения в отрыв уходят порой и куда более прочные объекты. Может, Полинкина днюха окажется такой вот отрывной.