«Как правильно поняла Бинодини мои самые сокровенные мысли!» – думала Аша. И она стала еще больше нуждаться в любимой подруге, потому что все ее горести Бинодини умела выразить словами, без нее Аша чувствовала себя беспомощной.

Мохендро поднялся с кресла и нахмурил брови, пытаясь заставить себя рассердиться на Бинодини, но на самом деле он был зол на Ашу: «Подумать только, какая глупость! Тоже – вздумала влиять на мужа!» Он опустился в кресло и в третий раз стал перечитывать письмо. Окончив его, Мохендро почувствовал, что из глубины его сердца поднимается ликование. Напрасно он пытался убедить себя, что читает письмо от Аши, слог письма выдавал его тайну. Стоило Мохендро прочесть несколько строк, как наплывали пьяняще-радостные мечты и, словно вино, кружили голову. Свет любви – туманный и яркий, отталкивающий и манящий, нежный и опасный, дерзкий и робкий – сводил Мохендро с ума. Ему захотелось изрезать себя ножом или одурманить вином, чтобы только не думать об этом. Внезапно он вскочил с кресла и, ударив кулаком по столу, закричал:

– Прочь от меня! Прочь! Я сожгу его!

Он поднес письмо к огню… но не сжег, а перечитал еще раз.

На следующий день слуга долго смахивал со стола пепел от сожженных бумаг. Но это не было письмо Аши. Мохендро жег неудачные варианты ответного послания.

Скоро пришло еще одно письмо. «Ты не ответил мне? – писала Аша. – Что ж, ты поступил правильно. Правду писать не обязательно. Я поняла, каков твой ответ. Когда верующий вопрошает бога, то разве бог отвечает словами? Послания несчастной уже лежат у ног владыки. Пусть не гневается властелин моего сердца, если приношения его вечной рабы прервут его благочестивые размышления. Откликнешься ты или нет, захочешь открыть глаза и понять все или не захочешь, иного пути для того, чтобы понять друг друга, у нас нет. Поэтому и написала я тебе эти письма. Что ж, суровый мой владыка, оставайся непреклонным, если можешь».

Мохендро снова принялся составлять ответ. Письмо адресовал он Аше, но из-под пера сами собой выходили слова, обращенные к Бинодини. Скрыть же истинное назначение письма и схитрить он не мог. Просидев до глубокой ночи и изорвав кучу бумаги, он наконец написал несколько строк. Но когда Мохендро уже готов был надписать на конверте имя Аши, ему вдруг показалось, будто его ударили хлыстом и чей-то голос воскликнул: «Чудовище! Так обманывать ни в чем не повинную девочку!» Мохендро разорвал письмо на тысячи клочков и остаток ночи просидел за столом, закрыв лицо руками, словно пытаясь спрятаться от себя самого.

Через несколько дней пришло третье письмо. «Кто не умеет быть гордым, тот, наверное, не достоин любви. Разве смею я предлагать тебе свою любовь, если не могу уберечь ее от презрения и унижений? Может, я стала так дерзка с тобой потому, что не совсем тебя понимаю. Поэтому, когда ты уехал, я первая послала письмо. Ты молчал, но я продолжала писать и высказала все, что было у меня на сердце. Если я ошиблась – разве одна я в этом виновата? Подумай сам. Неужели ты еще не понял того, что мне давно уже ясно?

Как бы там ни было, права я была или нет, написанного не сотрешь. Сделанного не исправишь. А жаль! Так что, видишь, и женщины порой испытывают чувство сожаления. Не думай, что тот, кто любит, может без конца унижать свое чувство. Не желаешь моих писем – не надо! Если не ответишь – прощай!»

После этого письма Мохендро не мог не вернуться. «Хоть все это и возмутительно, – думал он, – мне следует съездить домой. Пусть Бинодини не думает, что я бежал от нее! Надо же разуверить ее в столь дерзком предположении!»