А потом до моего слуха, измученного тишиной подземелий, донеслось журчание воды. Я прибавил шагу, вглядываясь в темноту, миновал ещё два поворота – и сбавил ход, вытянув факел как можно дальше вперёд. Обычный на первый взгляд коридор выделялся тем, что по левую руку в стене виднелась не слишком массивная, но широкая арка, за которой я и слышал воду. А вода – это шанс пополнить запасы, напиться и, возможно, даже помыться и постираться. Совершеннейшая норма для человека двадцать первого века, и такое счастье для меня, провёдшего непонятно где всего несколько часов…

Впрочем, сломя голову бросаться туда я не стал, сначала пройдясь взад-вперёд и убедившись в том, что поблизости нет никого живого, а из самого помещения за аркой не слышится звуков кроме журчания воды.

Только тогда я двинулся дальше, шагнув под высокие своды не слишком просторной, но величественной… часовни? Церквушки? Святилища? Я никогда не разбирался в видах подобных строений, но скрытая в центральной и единственной нише статуя некоего одоспешенного мужчины-воина, преклонившего колено и опирающегося на внушительных размеров копьё, оставляла после себя именно такое впечатление.

Страсть, упорство, гнев… Чем дольше смотрел, чем чётче понимал, что именно эти черты, пронизывающие статую, находят отклик в моём сердце. Глупо, учитывая тот факт, что по жизни я скорее добродушный, хоть и упорный тюфяк. Или я сам себя не понимаю? Загадка. Но сама статуя очень необычна: красивая, не пострадавшая от времени. Величественный и непоколебимый символ… бога? Но отчего тогда ТАКИЕ ощущения? Почему дышится так легко, и хочется развернуться, найти ещё парочку звиггов и выпустить им кишки, упиваясь боем?..

Голову пронзила неожиданная мысль, и я, развернувшись, быстрым шагом вернулся в коридор, чуть ли не носом уткнувшись в противоположную стену. И… бинго! Ещё одна арка, которую я не замечал в упор! Даже журчание воды появилось, стоило только осознанно поискать нечто похо…

Попытка шагнуть в сокрытую зону вызвала приступ не то паники, не то страха или даже ощущения неминуемой смерти в том случае, если я зайду внутрь. Впереди проглядывалась статуя некоей девы с мечом, но «сквозило» от неё совершенно иным. Милосердие и смирение – то, что я смог худо-бедно, но разобрать. Остальное я просто не понимал, а моё естество противилось попыткам это исправить. Интересные, скажу я вам, пирожки с котятами! Я здесь несколько часов, но кое-кто меня уже недолюбливает? Я же не выбирал ни пантеон какой, ни мировоззрение! Так почему? Я что, сам такой весь из себя страстный, упорный и гневливый, что от меня отвернулся некто милосердный и добрый?!

Стоп. Долой эмоции… и, главное, долой гнев. Уж не знаю, «моё» ли это, или напускное, но желание как-нибудь нагадить «светлому» святилищу мне пришлось в себе давить усерднее, чем желание безостановочно пялиться на ножки однокурсниц весной. Тут мне не рады: это факт. Но и поверить в то, что богов в мире не-игры всего две штуки я сходу не мог. Главы местных пантеонов? Способ проверить только один, и его реализацией я занялся, решив прогуляться по коридору взад-вперёд на сто метров в каждую сторону. Но не успел я преодолеть и половины этого расстояния, как на очередной стене обнаружилась ещё одна арка…

Где-то сорок минут ушло только на то, чтобы отыскать все двенадцать арок, за каждой из которых находилась своя статуя. И итоги для меня были неутешительными: благоволил мне только страстно-упорно-гневливый копейщик. Фанатик боя с увесистыми рогами, даром, что не оленьими, и извращенец в тряпочках вместо одежды и с бутылью в руке меня к себе пустили бы, но без охотки, так что считай что нейтралитет держали. Ещё имелась леди-всепрощение, и меня она тоже приютила бы, как «нейтральная сторона». А вот все остальные, случись мне переступить порог их святилища, организовали бы мне стремительное и болезненное упокоение.