Через пятнадцать минут нас сменили. Не дали даже по второй кружечке чая попить! Нелюди!

И понеслось. Народ повалил, предприниматели разные, начальство из администрации подтянулось, – в общем, аврал. Я носилась от склада к кассе и обратно, попутно разговаривая с любопытными посетителями, пыталась чего-то считать и смотреть за Егорушкой. Но в душе молилась об одном, чтобы этот кошмарный день поскорее закончился.

В четыре должен был быть отбой, но нет же. Люди все шли, заказывали мебель со скидкой, а довольный Михалыч приказал нам долго жить и работать до последнего клиента. И еще часа полтора мы пахали, яки негры… Солнце-то еще высоко…

Когда двери торгового зала закрылись, народ наш возликовал. Кроме меня, конечно. Сейчас уйдет и кассир, и продавцы-консультанты, а Юля Петровна будет смотреть, как Егорушка и грузчики ме-е-едленно соберут оставшуюся мебель и погрузят ее в машину.

А-а-а, заберите меня домой, ну хоть кто-нибудь!

Егорушка, увидев мой настрой, отправил меня пить чай. Знает, чем женщину можно задобрить. А я и не против. Села на диванчик, вытянула ножки и стала наслаждаться тишиной. Сзади послышались тихие шаги.

Дверь в подсобку за моей спиной закрылась.

Я лениво приоткрыла глаза – Михалыч. Надо бы обуться и сесть поприличней, но сил нет даже пошевелиться. Ай, ладно. Что он не человек, что ли!

Он, конечно, человек. Сел рядом, помялся, прокашлялся. Наверное, что-то про сегодняшний день сказать хочет. Но вроде орать не настроен.
Я вежливо ждала, начальство мялось…

Потом Михалыч, видимо, заинтересовался тканью на моей юбке.

Погладил ее, прямо на моей коленке. А после и того круче, выдал:

– Юля Петровна, вы сегодня такая обворожительная! Может, мы с вами в выходные ко мне на дачу съездим? Шашлычков нажарим…

Как мои глазоньки из орбит не выпали, честно, не знаю.

Михалыч, вот вроде мужик нормальный, а все туда же…

Я так тихонечко его руку, все еще ощупывающую мою ляшечку, убираю. Похлопав, конечно, по-дружески, а то вдруг обидится. И говорю:

– Михал Михалыч, ну что вы. Какие шашлыки…

– Юля Петровна, – настойчиво продолжает он, – Вы вроде не замужем, не так ли…

– А вы, что ли, замуж зовете, Михал Михалыч? Так давайте объявим!

– Юля Петровна, шутница вы… И все же подумайте.

Так, улыбаемся и машем. Как пингвины из мультика. Я тем более недалеко от них ушла. Аккуратненько, чтобы не задеть уязвленное самолюбие шефа, поднимаюсь с диванчика и сую ноги в балетки.

– Пора мне, Михаил Михайлович. Автобус…

– Так я могу подвезти.

– Думаю, не стоит. Мне же еще в супермаркет за продуктами. Картошки надо купить, лука…

– Ну, тогда спешите, Юленька, а то опоздаете.

Шеф миленько-гаденько улыбается, ну точь-в-точь как Лизонька. Тренируются они, что ли.

А я деру оттуда. Ну их на фиг, с матримониально-шашлычными планами. Домой хочу. Завтракать, обедать и ужинать…

4. 3

Нет, вот что за невезуха, что за подлость, скажите мне на милость! Не жилось мне спокойно, захотелось выпендриться. В белом, как невесте, походить, макияж профессиональный намазюкать. Красила себе раньше реснички и красила. Ходила в ровненьких платьях-обрубышах и нормально было. За восемь лет ни разу Михалыч в мою сторону не взглянул, да и до этого сабантуя с выставкой вообще меня, наверное, по имени-отчеству не помнил. А тут – на тебе, сразу на шашлыки. Нет, всё-таки мужики – козлы, как ни крути. Нет бы в кино или кафе, на крайний случай, – ну, если так прям девушка понравилась. Я уж, конечно, не девушка, но все равно обидно. Сколько до этого пришлось от таких вот заботливых (озабоченных) поплакать. Ведь вот как только учуют, что не замужем, давай приглашать вовсю… ну, не замуж, конечно.