– Французы народ пустой и болтливый.

– А ты никогда не ревнуешь? – спросила Эльвира.

Разговор покатился по новому руслу, и Эльвира совсем забыла о записной книжке. Вспомнила она об этом только два часа спустя, когда шла по тихому, безлюдному кварталу, прижав розу к губам и вдыхая ее нежный запах.

– Ничего, дело терпит, – утешала она себя. – Всегда можно найти подходящий случай, чтоб ему вернуть книжку.

В двух шагах от нее резко затормозила легковая машина. Двое мужчин в штатском преградили Эльвире дорогу. Она попыталась обойти неизвестных, но один из них вежливо приподнял шляпу и назвал себя чиновником чешской политической полиции.

Эльвира с негодованием взглянула на него.

– Вы поняли меня? – спросил чиновник.

– Я поняла, что вы нахал.

Чиновник пожал плечами и сделал широкий жест в сторону машины.

Краска медленно залила щеки Эльвиры.

– Тут какое-то недоразумение, – пылко возмутилась она. – За свои действия вы ответите… Я немка.

– Это нам известно, – холодно заметил чиновник.

Сидя в машине и стараясь скрыть свое волнение, Эльвира стала насвистывать модную песенку. Ничего приятного это происшествие не сулило. «Ошибка, недоразумение», – успокаивала она себя. А быть может, ее взяли в связи с работой Морица? Может быть, Мориц тоже арестован. Сердце похолодело. Призрак тюрьмы встал перед ее глазами.

Машина пробежала несколько кварталов, повернула, въехала, не сбавляя хода, в открытые ворота и остановилась около особняка в глубине двора.

Эльвиру ввели в дом.

Просторный кабинет. Окна закрыты тяжелыми шторами. Кабинет залит ярким светом люстр. Чиновники, задержавшие ее, встали с ней обок. Из-за стола поднялся невысокий упитанный человек с круглым лицом, внимательно посмотрел на Эльвиру и пригласил сесть. Потом он извинился в том, что прибегнул к необычному способу знакомства, и пожаловался на свою профессию, причиняющую беспокойство и ему и другим. У него подчеркнуто светские манеры. Его бархатный баритон звучал приятно, но бездушно. Эльвира подумала, что за приторной вежливостью этого человека скрывается желчная раздражительность.

– Вы танцовщица? – спросил он.

– Да.

– Недавно вернулись из Будапешта?

– Да.

Эльвира не подняла на него глаз. Медленно обрывая пальцами лепестки розы, она бросала их на ковер.

– Не можете ли сказать, с кем в Будапеште вы встречались особенно часто?

– Я полагаю, это мое личное дело.

– Вы так думаете?

– Я уверена.

– Печально… очень печально. Ну, что ж. Надеюсь, через некоторое время вы станете более разговорчивой и откровенной.

Эльвира вскочила на ноги. Все-таки она была уверена, что произошла ошибка. Она вызывающе крикнула:

– На что вы намекаете? Что это значит? По какому праву вы привезли меня сюда? Что вам от меня надо?

Чиновник рассмеялся, но как-то странно, почти беззвучно.

– Мы хотим, – спокойно произнес он, – чтобы вы вернули похищенные у барона Редера фамильные ценности.

Это обвинение сразило Эльвиру точно выстрел. Она упала в кресло. И только спустя несколько секунд сообразила, что никакого барона Редера она не знает. Эльвира запрокинула голову и непринужденно расхохоталась.

– Вы понимаете, о чем говорите? – спросила она чиновника.

– Как и всегда.

– А сейчас?

– Тоже.

– Никакого барона Редера я не знаю и о его ценностях не имею представления.

– А это нетрудно проверить. Разрешите вашу сумочку.

– Пожалуйста, – насмешливо согласилась Эльвира. Она вынула из сумки записную книжку, коленкоровый конверт и подала ее чиновнику.

Его пальцы старательно ощупали сумку, он открыл ее, обследовал подкладку и сделал губами неопределенный звук.