Братишка шмыгнул носом. Его длинные тёмные ресницы вздрогнули и обнажили взгляд заплаканных глаз. Они так были похожи на глаза старшего брата и отличалась только по цвету: у Александра кристально-голубые, а у Никиты серые.

– Я есть хочу, а мама опять пьяная! Она сказала, чтобы я катился куда подальше.

– Когда ты ел в последний раз?

– Вчера в обед, один мальчик из кружка поделился со мной бутербродами…

– Прости, что накануне вечером не смог с тобой увидеться… – ком невыносимой жалости к брату и бешеной ярости к матери подкатил к горлу.

– Я ждал, но ты же был на работе! А потом я заснул.

Саша побоялся представить, что в тот момент происходило с матерью.

– Прости! Пойдём на кухню, я что-нибудь приготовлю.

– Нет! Она там! Я не пойду!

– Эй! – Александр взял Никиту за плечи и легонько встряхнул. – Тебе нечего бояться! Всё будет хорошо! Я рядом. Тем более ты знаешь, что когда она пьяна, то ещё безобидней, чем трезвая. Просто – дурная…

– Да, но мне страшно, когда я вижу её такой.

– Пойдём! Не бойся! Я отправлю её в другую комнату.

Саша протянул руку мальчику. Тот поколебался с минуту, но всё-таки вложил свою ладошку в широкую пятерню брата.

– Сашка, а ты научишь меня драться?

– Научу, конечно! Но для этого нужны силы! А для того, чтобы были силы, необходимо хорошо поесть, – Александр выдавил из себя подобие улыбки. – Идём! Я приготовлю тебе яичницу.

– А можно с сосисками?

– Можно!

Саша попытался вспомнить, купил ли он в прошлый раз в продуктовом сосиски. Вроде да! По крайней мере, парочка молочных вчера утром ещё лежала в холодильнике.

Крепко держа за руку братишку, Яров распахнул дверь, и они вышли из спальни. То, что представилось его взору на кухне, очередной волной отвращения, злости и жалости с новой силой накрыло разум.

Женщина, которой десять дней назад исполнилось сорок, с чего, в принципе, и начался очередной запой, сидела на полу под окном, облокотившись на батарею. Её лицо с когда-то красивыми и невероятно притягательными чертами покраснело и опухло. Голубой цвет глаз терялся за мутной пеленой тяжёлого похмелья. Мешки под ними буквально кричали об алкогольной зависимости. Некогда блестящие платиновые волосы пожелтели и сбились в колтуны.

В правой руке она держала бутылку пива, а культя левой пряталась под длинным рукавом замызганного халата. Возле раковины красовались две пустые бутылки, по-видимому выпитые ею недавно.

Саша отпустил брата и подошёл к матери.

– Таня, иди к себе. Не пугай ребёнка! – он протянул ей руку, чтобы помочь встать, но она никак не отреагировала.

– А-а-а-а-а, – промычала она. – Ты? – её язык заплетался так, что было сложно разобрать пьяный бред, но Яров уже привык. – Проснулся? – вдруг она непроизвольно поперхнулась, и из её рта вытекла слюна. – Дай денег!

– Я давал тебе на прошлой неделе, чтобы ты купила еды. Но вместо этого ты всё спустила на выпивку.

Александр продолжал стоять с вытянутой для помощи рукой.

Да с кем он сейчас разговаривает? Это же бесполезно! Всё равно что пререкаться со стеной. Разум матери, задурманенный этанолом, не воспринимал никакую информацию. В конце концов парень потерял терпение, подхватил её под локоть и с силой дёрнул вверх. Она, как шнурок от ботинка, повисла на его руке. Ноги еле касались пола.

– Пойдём-ка я отведу тебя в твою комнату.

– Отпусти, щенок! Я твоя мать! Как ты смеешь!!!

Но Саша не придал ни малейшего значения пьяным возгласам. Он привык. А насчёт статуса матери он бы ещё поспорил, но не сейчас, когда она в таком состоянии.

Картина, как здоровый парень силой вытаскивает из кухни пьяную мать, останется в памяти Никиты на всю оставшуюся жизнь.