Конечно, нет ничего дурного в том, чтобы занимать детей или пожилых людей чем-то, что активизирует их когнитивные функции. На самом деле это может приносить реальную пользу. Разумеется, такие тренировки лучше, чем ежедневное многочасовое сидение перед телевизором. Верно также и то, что за любыми изменениями в результатах лежат изменения в мозге. Разве может быть иначе, если любой образ действий контролируется мозгом? Однако мы не знаем, что происходит в мозге, когда вы показываете более высокие результаты в какой-то конкретной видеоигре, и мы не понимаем, как сделать такие улучшения долговременными и приложить их к разным когнитивным состояниям. Называть такие попытки «мозговым тренингом» или «улучшением пластичности мозга» – это часто лишь маркетинговый ход с целью продать свою услугу.

Это не означает, что нужно отказаться от так называемых упражнений для мозга; они не принесут вреда и могут даже оказаться полезными. Но, пожалуйста, когда будете объяснять себе случившиеся улучшения, воздержитесь от упоминания «пластичности мозга» – будь то «примечательной» или какой-либо иной.

Когда я занимаюсь со своими студентами или читаю научно-популярную лекцию, слушатели реагируют примерно так: «Изменяют ли смартфоны мозг?» Или: «Детям нельзя разрешать играть с планшетами, потому что это может повлиять на их мозг!» Я в ответ стараюсь объяснить, что все, что бы мы ни делали, сказывается на нашей нервной системе и что поэтому подобные высказывания либо лишены смысла, либо их надо развернуть.

Вот пример такого развернутого высказывания: «Оказывает ли подобный опыт значительное – и, возможно, необратимое – влияние на нервную систему?» Или так: «Вы имеете в виду „влияние на разум“ или „влияние на мозг“»?

Если собеседник при этом приходит в некоторое замешательство, то я чувствую, что ему или ей неплохо было бы заново прослушать курсы по философии, психологии и неврологии.

Настало время отправить на пенсию «ученого-ракетчика» из известного клише: «Не нужно быть ученым-ракетчиком, чтобы…»[7]

Наш «ученый-ракетчик«– это скорее не принцип, а персонаж, причем персонаж выдуманный. Он был создан не учеными, а разговорным употреблением. Тем не менее это клише отражает устаревшее понимание научных принципов, и это критически важно. «Ученому-ракетчику» надо устроить хорошую вечеринку в честь ухода на пенсию.

Может показаться, что мои мечты о такой прощальной вечеринке окрашены профессиональной завистью. Я никогда не слышала, чтобы кто-нибудь сказал: «Не надо быть этноисториком, чтобы…» И никогда не услышу. Да, это клише демонстрирует пренебрежение к гуманитариям, но меня заботит не это, а то, что наш «ученый-ракетчик» в его обиходном восприятии серьезно пренебрегает естественными науками. Наша Земля не может этого позволить.

«Ученый-ракетчик» стоит вне общества, застыв на заоблачных высотах. Популярное и часто повторяемое клише отражает общественную удовлетворенность тем фактом, что наука развелась с повседневным опытом. Клише проводит границу (ярко сияющую линию) между ученым и кем бы то ни было еще. Это годится для популярного кино и телевизионных шоу, но на самом деле это коварная вещь. Искусственно воздвигнутые барьеры ведут к изоляции. Они фокусируют внимание на различиях и разграничениях. Однако быстрый научный прогресс питают как раз взаимодействие и совместные процессы – идет ли речь о системной биологии, эпигенетике, неврологии, исследованиях мозга, астрономии, медицине или квантовой физике. Сложные взаимосвязи характерны и для самых серьезных вызовов, перед лицом которых мы стоим: глобальных эпидемий, изменений климата, вымирания видов, истощения ресурсов – все эти проблемы представляют собой комплексы интегральных взаимосвязей.