Эссенциализм – то, что я называю «тиранией прерывного разума», – идет от Платона с его характерным для греческого геометра взглядом на вещи. Для Платона круг или правильный треугольник были идеальными формами, определяемыми математически, но никогда не реализуемыми на практике. Круг, начертанный на песке, был несовершенным приближением к идеальному платоновскому кругу, висящему в некоем абстрактном пространстве.

Такой подход работает для геометрических фигур вроде круга, но эссенциализм применяется и к живым существам, и Эрнст Майр обвинял его в том, что именно из-за эссенциализма человечество так поздно открыло эволюцию – только в XIX веке. Если вы вслед за Аристотелем будете считать живых, из плоти и крови, кроликов лишь несовершенными приближениями идеального платоновского кролика, вам не придет в голову, что кролики могли эволюционировать из не похожего на кролика предка и могут эволюционировать в не похожего на кролика потомка. Если вы, следуя за словарным определением эссенциализма, думаете, что сущность кроликовости «первична» по отношению к существованию кроликов (что бы ни означало выражение «первично по отношению», оно само по себе абсурдно), идея эволюции вряд ли вдруг придет вам в голову, и вы будете сопротивляться, если вам ее предложит кто-то другой.

Палеонтологи будут горячо спорить о том, принадлежат ли те или иные ископаемые останки австралопитеку или человеку. Но любой эволюционист знает, что наверняка были какие-то промежуточные существа. Это эссенциалистская глупость – пытаться обязательно втиснуть ископаемые останки в тот или иной род. Никогда не существовало мамы-австралопитека, которая родила бы детеныша-человека, поскольку любой когда-либо родившийся детеныш всегда принадлежал к тому же виду, что и его мать. Вся система именования видов прерывными именами настроена на один срез времени, на настоящее, когда предки удобно отсекаются от нашего понимания (а «кольцевые виды» тактично игнорируются). Если бы каким-то чудом каждый предок сохранился в виде ископаемых останков, прерывное именование стало бы невозможным. Креационисты ошибочно любят ссылаться на «разрывы», которые якобы приводят в замешательство эволюционистов, но разрывы являются подарком судьбы для систематиков, которые по понятным причинам хотят давать видам раздельные имена. Спорить о том, принадлежат ли останки «действительно» австралопитеку или человеку – это всё равно что спорить о том, можно ли называть Джорджа высоким. В нем пять футов и десять дюймов роста – разве это не все, что вам нужно знать?

Эссенциализм просачивается и в расовую терминологию. Большинство так называемых афроамериканцев представляют собой результат смешения рас. Но эссенциалистский подход настолько укоренился, что в официальных американских бланках надо ставить галочку либо в одном квадрате расовой/этнической принадлежности, либо в другом – ничего промежуточного не предусмотрено. Другой, но столь же порочный момент состоит в том, что человека назовут афроамериканцем даже в том случае, если из восьми его прабабушек и прадедушек только один был африканского происхождения. Как говорил мне Лайонел Тайгер, мы имеем здесь достойную осуждения «метафору загрязнения». Но я в основном хочу привлечь внимание к эссенциалистской решимости нашего общества затащить человека либо в одну конкретную категорию, либо в другую. Похоже, наш разум слабо подготовлен к тому, чтобы иметь дело с непрерывным спектром промежуточных звеньев, перетекающих одно в другое. Мы всё еще заражены чумой платоновского эссенциализма.