– Я не случайно спросила у вас про ту барышню. Это наша новая сотрудница, и она меня преследует.

– А вдруг ей кажется, что всё происходит в точности наоборот?

Я вскинулась:

– Это она вам сказала?

– Да она вообще меня не интересует, Геня! Меня интересуете вы!

Не получалось у нас сегодня контакта. Даже завалященького взаимопонимания не было! Дориан не желал обсуждать Еку, а я хотела поговорить именно о ней. Но поскольку время уже было оплачено (Дашка забрала деньги непосредственно на входе в святую обитель психоанализа), прощаться я, как практичный человек, не стала. Что ж, существует хороший способ отвлечься от мучительной проблемы – вовремя переключиться на другой нарыв, пусть он даже пребывает в относительно спокойном состоянии.

И я начала рассказывать Дориану про Того Человека. Про то, как я встретила его недавно в магазине, а он меня не узнал.

– Господи, ну а вы-то зачем его узнали? Вы что, его всё еще помните, что ли? – удивился прекрасный доктор.

Дориан Грей помог мне избавиться от призрака моей неудачной любви (если бы она была пирогом, то внутри он оказался бы сырым, а снизу – подгоревшим, с чернявой вонькой корочкой). Агнесса вручила доктору мои жалкие – пусть и живые – останки, а он играючи собрал из них нового, жизнеспособного человека.

В этом самом кабинете я долгие часы говорила о том, чего не решалась признавать. Тот Человек разлюбил меня резко и быстро: сосиски варятся дольше! Ещё минуту назад, кажется, он был одержим мной, как бесом, но вот минута прошла, бес улетел, на месте любви – отвращение. Тот Человек даже сам не понял, что вместо любви у него теперь – отвращение, он по инерции продолжал обнимать меня, но уже не любил. Последние крошки любви ещё, впрочем, сыпались, но их было вопиюще мало, даже колобок не слепишь. Зато отвращения становилось всё больше с каждым днем. Невозможно было поверить, что это Тот самый Человек, который убил несколько лет на то, чтобы я его полюбила…

Отвращение к себе – другое дело, но видеть, как тем же отвращением – возможно, даже крепче заваренным, – пропитывается единственно нужный тебе в этом мире человек… Когда он целует тебя – и ему противно, когда он звонит – и ненавидит тебя за то, что ты существуешь…

Я ковыряю ножом в ране, зато это помогает не думать о Еке.

– Вы тратите уйму времени на все эти описания, – перебил меня тогда Дориан, – я бы сказал проще. Вы ему надоели, вот и всё.

Надоела? Этого просто не может быть!

– Может, – сказал жестокий доктор. – Все друг другу надоедают. Рано или поздно.

Когда я наконец поняла, что имеет в виду Дориан, мне сразу полегчало. И я пошла на поправку с того самого дня. Собственно говоря, я продолжаю к ней идти – потому что окончательно избавиться от тени Того Человека мне пока не удалось, но я уже давно смотрю на это затемнение как на нечто, весьма условно относящееся к моей жизни.

…Сегодня спасением и не пахло.

– Встретимся через месяц, Геня, – сказал Дориан, а я, поднимаясь с кушетки, вдруг заметила на его столе новую фотографию в рамке. Это был снимок девушки в сером платье – вот всё, что я могу сказать. Потому что Дориан вдруг нетипично для себя покраснел и переставил фотографию подальше. Навек прощаясь с Дашкой (через месяц меня встретит здесь новая девушка), я думала: интересно, чья же это фотография? На ком так хорошо сидит серое платье?..

Пока я была у Дориана, день скуксился. Вокруг моей машины лежали сразу несколько собак в гордых позах уличных сфинксов, предлагающих разгадать какую-нибудь загадку. Например… загадку отсутствия в нашем городе достаточного количества урн. Потрясающая чушь лезет в голову после визита к психотерапевту – пусть и бесполезного.