Чемоданов было всего два, и оба принадлежали мужу. Мне дали почти час на покупки, и я даже успела что‑то подобрать, но… о каком шопинге может идти речь, если на горизонте маячит перспектива межпланетного перелета? В итоге покупок оказалось так мало, что они с легкостью поместились в чемодан к Тамиру, и я чувствовала себя почти голой.

Покончив с багажом, Тамир сел в водительское кресло, захлопнул дверцу кара и приложил палец к опознавательной панели. «Акула» едва ощутимо задрожала, словно приветствуя хозяина, штурвал плавно подвинулся вперед, а стекла потемнели, подстраиваясь под интенсивность солнечного излучения.

На мои плечи упали ремни безопасности, защелкнулись, на миг прижав к креслу. А вот Тамир эту предписанную правилами воздушного движения защиту проигнорировал… И почему я не удивлена?

– Ну что, поехали? – спросил… все‑таки муж.

– Если я скажу «нет», от этого что‑то изменится?

Тамир тихо рассмеялся, а кар взмыл в воздух и, подобно боевой ракете, сорвался с места. Ох, как я порадовалась тугим ремням безопасности в этот момент.

– Тамир!

Кар резко замедлился, а муж повернул голову и спросил:

– Что? Слишком быстро?

– Нормально. Но наш кортеж еще не взлетел.

– Какой кортеж? – искренне удивился мой спутник, а я устало покачала головой.

– Охрана, Тамир. Без нее до космопорта сейчас не добраться.

– Почему? – Он опять удивлялся, и опять это выглядело очень искренне. Я не сразу заметила легкую улыбку.

Именно в этот момент нас догнали три кара. На дверце одного из них красовался логотип центрального телеканала, два других опознавательных знаков не имели, хотя и без того было ясно – в карах репортеры.

Очередная фотовспышка ослепила даже через затемненное стекло, и мне стоило огромных усилий удержать лицо и не скривиться.

– Потому что. – Я мотнула головой в сторону репортеров. – У них сенсация, и ради нее…

– Все хорошо будет, – перебил муж, и «акула» вновь ускорилась.

Ну‑ну, знавали мы таких…

Вообще, Тамир смотрел на дорогу, но мое настроение все‑таки заметил.

– Почему ты сердишься, Эсми?

– Потому что ты ведешь себя слишком самонадеянно. Думаешь, если у тебя крутая тачка…

Тамир рассмеялся. Тихо и беззлобно.

– Эсми, я не отношусь к этому типу мужчин.

– А к какому относишься?

Муж пожал плечами, но не ответил, сказал о другом:

– Поверь, я хороший пилот, им не угнаться.

– Да им и не надо гнаться. Их коллеги ждут нас в космопорте, и если в момент прилета мы окажемся без охраны…

– Они не сунутся в космопорт.

Теперь смеялась я. Ну да, конечно.

– Что опять? – Тамир тоже улыбался, причем как‑то хитро.

– Ничего. Через пару месяцев совместной жизни твои иллюзии касательно репортеров развеются.

– Ах вот оно что…

В интонациях собеседника прозвучало некоторое превосходство, и я слегка разозлилась. Зато стало ясно – он тоже не идеал. Что ж, тем лучше. Как правильно заметил сам Тамир, жить с идеалом трудно. Рядом с идеалом всегда чувствуешь себя ущербно, а еще идеалу нужно соответствовать, то есть работать над собой, избавляться от слабостей и дурных привычек. А оно мне надо?

Но говорить об этом вслух я не стала. Просто откинулась на спинку кресла, закрыла глаза и попыталась расслабиться. Похмелье уже прошло, и это радовало, а предстоящий треш в виде наводнивших космопорт репортеров напрягал.

Конечно, я могла позвонить Лейле, чтобы та связалась с администрацией порта и организовала нам обходной путь – а лазейки на случай вылета таких, как я, есть, и их много. Но зачем? Зачем лишать Тамира такого яркого жизненного опыта?

И – да! Мне хотелось его проучить! Правда, ровно до того момента, как Тамир сказал: