– На «Сталкеров»… И ты отказалась?

– Естественно!

– Глупая какая! Да на «Сталкеров» еще труднее достать билеты, чем на «Гостей…»! Там один солист Гарик чего стоит… Голубоглазый такой, на скандинава похож. Все девчонки Питера в него влюблены.

– Неужели ты тоже? – поддела ее Оксана.

– Я, между прочим, ничем не хуже других, но… – Юлька подняла вверх указательный палец, – но он мне нравится только теоретически, потому что практически, как ты знаешь, мне нужен только Сашка.

– А мне, Юленька, не нужен ни Доренко, ни ваш Гарик, – рассмеялась Оксана.

– Не понимаю, – Юлька закатила вверх свои ясные голубые глаза и молитвенно сложила на груди ручки с тоненькими пальчиками, – чем тебе не нравится Борюсик? И высокий, и красивый, и умный, и банкиром будет, помяни мое слово! Вот, клянусь, если бы не Сашка и не Гарик из «Сталкеров», я бы… Ну скажи ей, Анжелка!

– Обойдется и без Доренко, не умрет, – бросила им Решетилова.

Юлька рассердилась:

– Это ты из зависти! Тебе самой Борька нравится, а он на Оксану смотрит, вот ты и злишься.

– Больно надо!

– Да все знают, что именно тебе и надо… Ой, смотрите, опять «плевки» просочились! – Юлька забыла про Доренко и показала рукой на стайку пловцов в другом конце зала.

Все «плевки» были одеты в одинаковые черные куртки до пояса. Поскольку они прошли на дискотеку нелегальным, одним им известным путем, то сдать одежду в гардероб, конечно, не смогли.

– Юль, – обратилась к Акимушкиной Оксана, – а Сашка не рассказывал, в каких куртках были те, которые ему «фейс» попортили? У «плевков» они особенные: на заказ шьет какая-то фабрика спортивной одежды.

– И что в них особенного?

– У Кепы на нагрудном кармане, под «молнией», блестящим шелком вышиты три волнистые дорожки. Ну… вроде как вода… А на рукаве тем же шелком – пиктограмма, изображающая пловца с поднятой над головой рукой.

– Сашка ничего такого не говорил, – ответила Юлька. – Но, знаешь, Ксана, в темноте черное на черном можно и не заметить.

Через несколько минут девчонки напрочь забыли о «плевках» с их пиктограммами, потому что были нарасхват: их приглашали танцевать и свои ребята, и одиннадцатиклассники, а с Оксаной умудрился потанцевать даже неизвестно откуда вывернувшийся Кепа.

В понедельник с синевой под глазом в школу пришел Илья Веретенников.

– Ну вот! – торжественно заявила подругам Юлька. – В субботу на дискотеку притащились «плевки», а сегодня Илюха – с та-а-ким фингалом! Не понимаю, почему парни не соберутся все вместе и не взгреют этих негодяев?

– А кому собираться-то? – как-то не по-доброму улыбнулась Анжела. – Твоему Сашке-интеллигенту да математику Феклистову?

– Мне кажется, Илья с Сохадзе вполне бы могли…

– Кишка у них тонка, – вдруг зло процедила Анжела.

Оксана с удивлением посмотрела на подругу, которая несколько нервно постукивала по парте пальцами, но ничего не сказала. Все знали, что Анжела Решетилова – человек настроения, и иногда ее лучше не трогать. Когда она бывала не в духе, ей боялась возражать даже Надежда Ивановна.

Оксана решила, что ее «кишка», в отличие от той, какая была у Веретенникова и у Сохадзе, абсолютно не тонка и потому пора начать действовать. Вечером она непременно поговорит с Кепой, и, может быть, уже сегодня что-нибудь выяснится.

Вечером выяснился только тот факт, что Кепа уехал на очередные сборы, а потому разговор с ним опять был отложен на неопределенное время.

А в 9-м «А» между тем события продолжали развиваться дальше. Одноклассников начало будоражить странное поведение Олега Сухорукова. Олег был бессменным отличником с первого класса. В 9-м «А» учившихся на «отлично» было трое: Оксана Величко, Борис Доренко и Олег Сухоруков. Но если Оксана с Борисом последнее время начали слегка сдавать позиции и иногда схватывали четверки, то Олег продолжал по всем предметам получать только «отлично». И вдруг самый «прожженный» отличник Сухоруков перестал готовить домашние задания, прогуливал школу и отказывался отвечать на уроках. Надежда Ивановна по нескольку раз на дню проводила с ним воспитательные беседы, таскала к завучу и директору, вызывала родителей, но все предпринятые ею меры успеха не имели. Наконец, отчаявшись, она назначила классное собрание, на котором просила старосту Доренко вызвать Сухорукова на откровенный разговор, чтобы как-то переломить создавшуюся ситуацию.