Из квартиры доносились звуки включенного телевизора, но больше, кажется, ничего. Может, мне повезло, и Загорский всё-таки живёт один? Если бы сейчас тут появилась его супруга с вопросом «А кто вы девушка, собственно, такая и чего вам надо от моего мужа?», я бы, наверное, тут же развернулась и ушла.

 - Я... могу войти? – спросила я. Чувствуя себя в эту минуту лисичкой из сказки. «Я не потесню вас: сама лягу на лавочку, хвостик под лавочку, скалочку под печку».

Вот только я не такая хитроумная. Иначе не оказалась бы сейчас в такой паршивой ситуации. Выкрутилась бы.

 - Входи... – Мирослав чуть подвинулся, и я шагнула в квартиру. В ней странно пахло – как будто никто здесь не жил долгое время. Обычно у каждого жилья есть собственный запах, и он ощущается совсем иначе. – Ты... странно выглядишь.

 - Плохо, да? Знаю. А можно мне в душ?

 - Иди, - он кивнул на узкую дверь. – Только что-то не похоже, чтобы у тебя была при себе смена одежды. Погоди, принесу чего-нибудь из своего.

В этом весь Мир – в любой, даже самой непонятной, ситуации он остаётся джентльменом. От того, что мне предложили его собственные вещи, сердце забилось быстрее. Не какие-нибудь женские, оставшиеся от прежней или нынешней подружки!

Ох. О чём я вообще думаю? Я ведь должна была порадоваться тому, что мой бывший после моего ухода устроил свою личную жизнь, а в итоге радуюсь тому, что он её не устроил.

4. 4

4

Мирослав

Всё ещё казалось, будто мне это только снится. Я ведь только недавно о ней думал. Вспоминал нашу последнюю встречу, последние слова, которые я от неё услышал.

Это всё осень – пришла и напомнила.

Но в ванной шумела вода, а у двери осталась небрежно сброшенная обувь. Женская. Такой у меня в квартире сроду не бывало.

Я вообще, кажется, ещё ни разу не приводил сюда женщин. Нет, монахом, конечно, не жил. За эти годы у меня случались порой ни к чему не обязывающие связи, на которые уходила часть выкроенного от работы времени. Но сейчас я даже лиц этих девушек толком вспомнить не мог. А вот Миру каждый чёртов день помнил так, словно мы виделись ещё вчера.

Она изменилась. Повзрослела и, чему я даже не удивился, похорошела. Как хорошеет, расцветая, бутон розы. Что-то изменилось во взгляде. Он точно стал холоднее, твёрже. Старше. Как будто время оставило в её зелёных глазах свой отпечаток.

А ещё Мира выглядела усталой и настороженной, как кошка, которая, убежав от собаки, сидит у дерева в полной готовности на него взобраться.

Я не знал, где она жила всё это время. Несколько раз приходил по знакомому адресу, но сначала квартира была всё время закрыта, а затем там появились новые люди. На мои вопросы о предыдущих жильцах они отвечать не захотели, даже пригрозили вызвать полицию, но от соседей удалось узнать, что бабушка Миры умерла, а сама она куда-то уехала.

Я даже об этом не знал... Не знал, что та, что сначала была просто подругой детства, а затем кем-то значительно большим, похоронила бабушку, которая её вырастила. Неужели я не стал для неё достаточно близким человеком, чтобы всё мне рассказать? Когда она решила оборвать все концы? Почему?

Сейчас мне отчаянно хотелось выломать дверь в ванную и задать все эти вопросы. Но отчего-то казалось, что девушка... нет, молодая женщина, которая сейчас плескалась в моей ванной, на них не ответит. Потому что эта была уже не прежняя Мира, а какая-то совсем новая, и с ней я ещё познакомиться не успел.

Может быть, однажды она всё-таки расскажет, что тогда случилось на самом деле? Даст ответы на вопросы, над которыми я так долго ломал голову. Гадая, уж не обидел ли я её чем-нибудь ненароком. Или, может, она встретила другого? Ведь Мира Ларионова с каждым годом становилась всё красивее, и на неё оглядывались не только молодые парни, но и взрослые мужчины.