Мы остановились у красивого забора. Церковная территория была большой. Я сама не знаю, зачем вышла из машины. Захотелось просто прогуляться, погода была замечательная. У церкви цвели нарциссы, а я ужасно люблю эти цветы. И, гуляя с первоцветом в руке, что подарил мне Кирилл, я пошла к нарциссам. Ребята меня оставили у дорожки в какой-то домик перед храмом.

— Какие вы красивые! Прямо как подснежники, только я вас люблю больше, — не удержалась я, обращаясь к цветам.

Тут я услышала, что кто-то тихо усмехнулся. Взгляд мой уловил идеально начищенный ботинок, выглаженные брюки и яркое одеяние. Позже я узнала, что это стихарем называется. Стихарь был ярко-голубой, с серебряной вышивкой, что напоминало небо и облака. Но мне стало буквально не по себе, когда я увидела лицо… Глаза золотисто-шоколадные, густые черные ресницы, волосы темно-каштановые, нос вздернутый, тонкие губы, идеальная форма лица… И запах… От него пахло ладаном, который заглушал запах цветов. Я медленно, с открытым ртом встала, а он с ухмылкой развернулся и пошел в храм. Я завороженно смотрела на его уверенную походку.

— Если ангелы и существуют, то в храме, — вслед ему сказала я. Сердце у меня остановилось. Точнее, я его не ощущала. Должно быть, оно убежало за тем парнем в храм. Но почему-то у меня было чувство, что надо мной кто-то посмеялся. Может, мне показалось, что я увидела именно того парня, который мне понравился всем? Но идеальный парень не мог встретиться мне в церкви… Меня просто разрывало на части. Либо забыть свои предубеждения и идти в храм, чтобы посмотреть, привиделось мне или нет, либо отказаться от глупой затеи и дождаться этих дураков Костю и Кирилла, поехать домой и верой и правдой служить своему брату и любить только его, пока он не женится. Но в этот момент верх взяла моя женская сущность. Я, как поступили бы все девушки на моем месте, не упустила возможности еще раз убедиться, что такой парень существует, и пошла его искать. Но там у них не так все просто. Едва я переступила порог храма, как ко мне подошла высокая, солидная старушка:

— В брюках в храм нельзя. Вот, надень вместо юбки, и вот платок.

Старушка дала мне парео и косынку. В нос ударил запах пота, и глаза защипало. Сразу захотелось быстрее от этих вещей избавиться и убежать. Да чтоб меня! Куда я вообще втягиваюсь? Разве хоть один парень на земле стоит того, чтобы ради него портить свою внешность и терпеть эту вонь?! Да я вся старческим потом провоняю! Я смотрела на эти вещи, и руки у меня дрожали. Нет, я не могу это напялить. Меня сейчас вырвет. Я нашла взглядом ребят. Они стоят себе спокойно, и никто их не заставляет надевать шаровары доисторические, от которых несет плесенью, и шапки, изъеденные молью… Так почему же мы, женщины, должны терпеть?! Дискриминация! Что за патриархат?! Обуздать нас хотят? Завязать в платочек и привязать к поясу? Я не знаю, сколько бы я так стояла и смотрела на вещи, которые дала старушка, но тут мой чуткий нос уловил едкий запах ладана и горящего угля. Это было словно спасение. Я обернулась: сзади меня (вот как он там очутился?!) стоял тот самый парень и раздувал золотую кадильницу. Почему-то дым шел в храм, а не на улицу. И, на мое спасение, прямо на меня. На лицо молодого человека лился свет от входа в храм. И в лучах солнца его кудрявая челка блестела, свисая на бровь. Наверное, он заметил меня, и его взгляд вонзился мне в грудь. Точнее, он посмотрел мне в глаза, но отдалось у меня в груди. Оказывается, парни так могут! Один глаз был в тени и словно черный, а другой освещен, поэтому казался шоколадным. Поразительно красивое лицо. Но зачем такие острые глаза? Они же убить могут! Я опять потеряла сердце. Оно, наверное, упало на пол, поэтому кровь застыла в жилах, даже руки перестали трястись. А парень спокойно подошел ко мне и сказал: