Последнее время она всегда кажется голодной, хотя совершенно перестала есть до обеда, утверждает, что по утрам не голодна.

Подражая моему выражению лица, она поднимает бровь в ответ.

— Сейчас тебе не нравится что я много ем, а дальше толстухой меня называть будешь?

— Что? Нет! Я просто...

Полина откидывает голову назад и разражается смехом.

— Это шутка. Ты бы видел свое лицо, — она продолжает смеяться.

Этот звук никогда мне не надоест.

Она заставляет меня чувствовать себя живым, счастливым, с ней моя жизнь круто поменялась в лучшую сторону. У меня были подруги, но ни одна не вызывала во мне подобного всплеска эмоций и прилива жизненных сил.

Наблюдая за ней, я не понимаю, специально ли она это сделала, но у нее на щеке немного соуса. Она выглядит нелепо, даже как-то по-детски. Когда я смеюсь и указываю на это, она вытирается рукавом, как древний варвар, это заставляет меня рассмеяться еще сильнее.

Но через мгновение я становлюсь серьезным. Почему-то мне кажется, что пора задать ей вопросы, которые меня беспокоят.

— Полин?

Она поднимает на меня глаза, на ее лице мелькает испуг, от которого у меня замирает сердце. Что напугало ее? Она снова хочет сбежать? Она боится, что я чего-то от нее хочу? Она боится, что я спрошу что-то о ее матери?

Черт, я не хочу, чтобы она пугалась меня. Не хочу боятся все испортить каждый раз, когда мы начинаем чувствовать себя комфортно рядом друг с другом.

— Тебе нужно больше свободы, чем я тебе оставил?

Она на мгновение отводит взгляд, потом снова смотрит на меня и пожимает плечами.

— Я скучаю по свободе.

Такой ответ я предполагал.

— Ты же понимаешь, что я не держу тебя здесь против твоей воли, так ведь?

Она снова пожимает плечами и смотрит в свою тарелку.

— Типа того.

— Я беспокоюсь о тебе и о том, что твоя мама снова появится.

При упоминании ее матери, ее коробит, она опускает голову еще сильнее и говорит:

— Я лучше всю жизнь в четырех стенах проведу, чем увижу ее снова.

Я смотрю на ее лицо и вижу, как на нем появляется гнев, обида и отвращение. Мне кажется то, что произошло, было не в первый раз, а длилось уже очень давно. Я не могу представить себе родителей, которые могли бы такое сделать.

— Полин, следы на теле, это твои родители оставили их?

Я не хочу давить на нее, но мне нужно знать.

Она кивает, но отворачивается, отпихивает свою тарелку и взяв ручку, поворачивается ко мне спиной, продолжая готовиться к парам. У меня в прямом смысле чешутся ладони, я хочу подойти и прикоснуться к ней, утешить ее, но что-то подсказывает мне отпустить. Ее нужно оставить одну.

Внутри меня вспыхивает ярость. Я хочу причинить точно такую же боль всем тем, кто причинял боль ей. Я выхожу из комнаты, боясь того, что я скажу или сделаю.

Я не подхожу к ней еще около часа, а потом понимаю, что мне пора идти на работу. Войдя в кухню, я застаю ее сидящей на том же месте, где она и была.

— У меня уроки самообороны в спортзале. Ты хочешь остаться здесь и позаниматься, пока меня не будет? Или пойдешь со мной?

Я был бы рад, если бы она пошла со мной, но одновременно я хочу дать ей немного больше личного пространства, плюс, я знаю, что для нее нет более безопасного места, чем здесь.

— Я останусь здесь, если ты не против. Хочешь, я приготовлю ужин, пока тебя не будет?

Я киваю и улыбаюсь. Черт, от этого мой член прямо сейчас начал твердеть. Одна мысль о том, что она будет здесь, когда я вернусь, ужин будет готов, а после мы вместе ляжем в постель. Я не хочу, чтобы это закончилось. Я хочу, чтобы она осталась здесь со мной навсегда.