— Но мы должны уважать её выбор, — выдыхаю едкий сигаретный дым.
Теперь я хочу дышать лишь Катей. Но нахрапом её не взять. Своей напористостью мы напугали сладкого олененка.
— И ты предлагаешь отказаться от такой девочки? Я не согласен! — вспыхивает Кир.
— Нет, конечно. Но Катя не такая, как твои подстилки. Она нежная и чувствительная.
— О да, это я уже понял, — брат довольно скалится.
— Так что держи свои руки при себе хотя бы до свадьбы. Станем хорошими братьями, пусть начнет доверять. А там её тело сделает своё дело.
— В смысле?
— Она нас хочет, Кир, — гаденько ухмыляюсь, — и сама придет к нам. По собственному желанию. И уже тогда мы её никуда не отпустим.
Он недовольно фыркает.
— А пока дрочить, что ли?
— Потерпишь, — бросаю, затем выхожу.
С самого утра меня терзает неприятное предчувствие. Именно поэтому я пришел к брату. И застал его с Катей.
Иду по белому песочку. Эта девчонка зацепила. Ох как зацепила. Разворачиваюсь и смотрю на ее бунгало.
Ухмыляюсь и возвращаюсь на виллу. На подходе начинаю ощущать лёгкие уколы раздражения. Черт. Иду к главному входу. Ну понятно.
Там меня ждёт весьма неприятный сюрприз. Так и думал...
— Здравствуй, Славик, — протягиваю руку своему дядюшке.
Он, как всегда, на высоте. Дорогие шмотки, волосы зализаны назад, глаза с мерзким прищуром. Но я прекрасно знаю его гнилую душонку.
— Влад, приветствую, — жмет мою руку, — настал тот самый день, да?
Он улыбается, а мне хочется съездить по его холеной роже. И на то есть причины. Веские. Нужно поговорить с отцом.
— Ладно, пока отец с вашей мачехой занимаются свадебными приготовлениями, я расположусь в своей любимой спальне.
— Уверен, что хочешь остаться здесь? Многое может случиться, дядя... — не могу скрыть разрывающую меня агрессию.
— А что такое, Владик?
Дергаюсь. Буквально на миг ослепляет ненависть, но я сдерживаюсь. Этот ублюдок потом вывернет всё так, что я на него напал.
— Хорошего отдыха, — бросаю и ухожу.
Пока что Катя не дает о себе знать. Я тоже её не тревожу, хотя очень хочется. Постоянно вспоминаю её горячие стоны, нежный и легкий аромат, узость бесстыдно мокрой киски.
— Сестра... — усмехаюсь, затем иду в душ охладиться, — сама-то в это веришь?
Прохладная вода мне не помогает. Наоборот, бьет по нервам, выворачивает память в поисках каждой мелкой детали, что я познал этим утром в душе бунгало Кира. Родинки, рассыпанные по стройному телу, маленький вздёрнутый носик, чувствительный пупочек. Ниспадающие на хрупкие плечи платиновые волосы.
Член каменный, яйца болят от напряжения. Она нужна мне... горячие пальчики, губки. Стеночки, так яростно сжимающие...
— Блядь... — матерюсь, не найдя ничего умнее.
Беру член в руку. Двигаю. Шумно дышу. Закрываю глаза, опираясь локтем на стену. Сжимаю руку и тыкаюсь в кулак лбом. Черт тебя дери, Катя! Я от тебя с ума схожу.
Резкие движения, которые подстегивают воспоминания о круглой попке, которую сжимал этим утром. О беспомощности, нежности и доверии, возникшем между нами.
— Катя... — шепчу, бесстыдно мастурбируя на собственную сводную сестру.
Как же я хочу трахнуть тебя! Еще и еще, раз за разом.
Ведь той ночью, когда ты была Верой, мы сбросили все цепи стеснения и общественного осуждения. Были лишь мы втроем. Ты между нами, зажатая, покорная. Впитывающая нас с братом. И мы оставили на тебе клеймо, Катюша. Невидимое.
— Которое больше никогда не пропадет... — кончаю, понимая, что это удовлетворение ненадолго.
Она наша, эта девочка. Сладкий олененок. Пусть бежит, прячется, сопротивляется. В итоге ты снова попадешь к нам в лапы.