Плита, брошенная умелой рукой, прогрохотала по мозаичному полу спальни, на полпути к постели вдруг исчезнув в открывшемся в полу огромном проёме!

Конан удовлетворённо крякнул:

– Есть одна!

Ещё три плиты, брошенные в разных направлениях, выявили ещё одну яму-ловушку, и поток – на этот раз тарантулов. Которых киммериец, смело вошедший в покой по тропе, проложенной уцелевшими плитами, опять подавил сапогами:

– Экие поганые твари! Не раздавишь так просто: панцири крепкие, как у черепах!

Садриддин, осторожно, бочком, вдвинувшийся в проём, осмотрелся. Осторожно перегнувшись через край, заглянул в ближайшую яму. Его передёрнуло: колья-лезвия с зеркально отполированными остриями и крючьями, словно ухмыляясь, ожидали свои жертвы на глубине пяти его ростов. Глянув же в дальний, самый тёмный, угол комнаты, юноша невольно вскрикнул, рука вскинулась в указующем жесте:

– Конан!..

– Вижу, не слепой. Однако раз гриф не кинулся на нас сразу, значит, его дело – вредить нам как-то по-другому… Сейчас спросим.

– ЧТО?! Ты собираешься…

– Да. Помолчи-ка. И – прикрывай. – Конан и правда, подошёл к грифу, настороженным взором следящим за людьми с насеста в виде узорчато-мозаичного шестиногого столика. Тыкать при этом носком сапога в пол перед каждым шагом киммериец не забывал:

– Приветствую тебя, о почтенная птица. Ты понимаешь меня?

Как ни странно, но ответ прозвучал сразу. Птица словно только вопроса и ждала, чтоб открыть свой страшный загнутый клюв:

– Привет и тебе, чужеземец. Я понимаю этот язык.

Однако продолжения не последовало, и Конану пришлось сказать:

– Прости за невежливость. Я имею в виду, извини, что мы не спросили твоего разрешения, чтоб войти в эти покои. Мы ищем принцессу Малику. Ты не знаешь, где она?

– Ничего, я не в обиде, что вы вошли без спросу. Потому что покои-то – не мои. Они как раз и принадлежали принцессе, пока она ещё жила здесь…

Но её забрал отсюда Ворух.

– Кто такой – Ворух?

– Ах, верно. Вы не можете знать его имя. Ворух – маг, захвативший этот дворец, и живущий здесь… Не знаю уж, сколько лет. Мне кажется, что уже несколько сотен!

– Но кто же ты? Раз не пытаешься напасть на нас, думаю, ты… Не с Ворухом?

– Нет, я – не с ним. Я – кормилица Малики, а в грифа превращена в наказание. За то, что попыталась защитить свою ласточку от грязного и наглого хама!

– Феруза-опа?! – глаза у Садриддина буквально полезли на лоб.

– Да, Садриддин. Не удивительно, что ты меня не узнал. А вот я тебя отлично помню. И серенады, которые ты пел под стеной сада, и верёвку твою глупую, которую стражники унесли, а я – снова выкрала, да через стену перекинула. Чтоб ты, балбес влюблённый, мог спасти свою шкуру, когда настал час обхода!

– Ах!.. Так это вы, Феруза-опа, тогда…

– Да, мальчик. Но смотрю, ты вырос в сильного и упрямого юношу. Да и напарник у тебя – настоящий воин! Вместе вы, может, и достигнете успеха там, где восемь добравшихся сюда смельчаков потерпели поражение. И всё равно: чтоб спасти Малику, Воруха вам придётся убить. Иначе он не выпустит вас отсюда: будь то с принцессой, или без неё.

– А где сейчас Малика?

– Она – на половине падишаха, которую облюбовал для себя новый хозяин дворца. Он там развлекается с ней, унижая, и заставляя делать то, что принцессы никогда не делают: мыть полы, стирать, убирать его покои… Петь и танцевать.

– Ах!.. А как же её ручки – такие изящные и тоненькие!.. Но почему, – У Садриддина снова лицо пошло пятнами, и шея покраснела, – Она не откажется?!

– А как она может? Ведь тогда Ворух убьёт её отца!

– Но ведь Мохаммад шестой…