Значит, она не ушла.

Я не знал, давно ли она стоит тут.

Но она стояла тут.

Когда тебя охватывает шок, от которого сжимается сердце, отключается мозг и стынет кровь, какая-то твоя частичка умирает.

Зажав сумочку в руке, я стоял и смотрел, не отрываясь, на пару огромных стекол, отражавшихся в зеркале, и потихоньку умирал.

Я мигом протрезвел. Пары спиртного улетучились мгновенно: казалось, будто бритвой рассекли кисею.

Она позовет бармена, тот обнаружит пачку денег у меня в кармане и вызовет полицейского. А уж легавый позаботится о том, чтобы меня со стопроцентной гарантией снова препроводили в камеру, только на этот раз не на четыре года – срок дадут гораздо больший.

Пальцы негромко забарабанили по стеклу. Поставив сумочку на полку, я повернулся и открыл дверь.

Женщина шагнула в сторону, давая мне выйти из будки.

– Кажется, я оставила тут сумочку, – сказала она.

– Верно. Я уже собирался отдать ее бармену.

Возможно, наилучшим выходом для меня было проскочить мимо нее и выбежать из бара, прежде чем она откроет сумочку и обнаружит пропажу денег. На улице я мог выбросить деньги, и тогда еще неизвестно, кому из нас двоих поверят на слово.

Я сделал первое движение и остановился. Бармен вышел из-за стойки и отрезал мне путь к выходу. Он в недоумении приближался к нам, оставаясь между мной и дверью.

– Этот парень пристает к вам, леди? – спросил бармен.

Она медленно повернула голову. Я почувствовал, что эта женщина в любой ситуации сохраняет выдержку и невозмутимость.

– Нет, что вы. Я по рассеянности забыла сумочку в будке. Джентльмен собирался отдать ее вам на хранение.

Бармен подозрительно посмотрел на меня.

– Правда? – сказал он. – Ладно, поверим.

Я стоял как истукан. У меня так пересохло во рту, что я и слова вымолвить не мог, даже если бы знал, что сказать.

– В сумочке есть ценности, леди? – спросил бармен.

– О да. Я поступила легкомысленно, оставив ее.

В голосе женщины звучал металл. Любопытно, а глаза у нее, если снять очки, такие же жесткие или нет, мелькнуло у меня в голове.

– Вы бы лучше проверили, все ли на месте, – сказал бармен.

Спасет ли меня один хороший удар? – подумал я и решил, что нет. Бармен, похоже, выдержал в свое время множество ударов, и пища явно шла ему впрок.

Она шагнула мимо меня в будку и взяла сумочку.

Я смотрел на женщину с замирающим сердцем. Она вышла из будки, открыла сумочку и заглянула в нее. Своими длинными пальцами с серебристыми ноготками она порылась в сумочке, лицо ее оставалось безучастным.

Бармен, тяжело дыша, посматривал то на меня, то на нее.

«Ну все, – подумал я. – Через полчаса сидеть мне в камере».

– Нет, все на месте, – сказала она и медленно повернула голову в мою сторону. – Благодарю вас. К сожалению, я очень небрежно отношусь к своим вещам.

Я молчал.

Бармен посветлел лицом.

– Все в порядке, леди?

– Да, спасибо. Я полагаю, это надо отметить.

Она посмотрела на меня. Круглые зеленые стекла ее очков не говорили мне ни о чем.

– Вы позволите вас угостить, мистер Барбер?

Значит, она меня знала. Это было неудивительно. В день моего освобождения «Геральд» опубликовала мою фотографию с пояснением, что я выпущен из тюрьмы, где отбывал четырехлетний срок за убийство. Они не забыли упомянуть, что в момент аварии я находился в нетрезвом состоянии. Качественный снимок расположили на первой странице, так что не заметить его было трудно. Еще один подарок от Кьюбитта.

Почувствовав сталь в ее голосе, я решил, что угощение надо принять, и сказал:

– Спасибо, хотя вы мне ничем не обязаны.

Она повернулась к бармену: