«Будет только хуже, если ты натянешь на себя эту улыбку».

Я оперла смартфон об бутылку вина, стоящую на кофейном столике, и приняла вызов.

– Привет, готова поговорить?

Я кивнула со вздохом, тяжестью которого, в теории, можно было проломить голову.

– Тогда начинай. Как прошел твой день?

Веки слипались от усталости, но я знала – стоит лечь в постель, сон будто рукой снимет. И я снова до утра буду бездумно пялиться в потолок.

– Это был… тяжелый день.

– В каком плане?

Я продемонстрировала ей загипсованную левую руку и постучала по правой ноге. Нижняя конечность под разрисованным пациентами детской хирургии гипсом отозвалась легкой ноющей болью.

– Физическом. Я не привыкла быть такой беспомощной.

И это слабо сказано! Черт, да я ненавидела это все! Я ощущала себя такой слабой, что только от этого хотелось выть и бросаться на стены.

Элли понимающе кивнула.

– Резонно. Что интересного произошло с тобой сегодня?

Я угрюмо хмыкнула и запустила пальцы в волосы.

– За последние три недели самое интересное, что произошло со мной, это мои визиты в полицию.

Я поежилась, вспоминая эти самые визиты. Сначала приходить в полицию для меня было сродни казни. Я сидела на жестких стульях и прятала взгляд, считая себя виновной в том, что со мной произошло. Я смотрела на мужчин в форме и нервно сглатывала, потому что мне казалось, что и они обо мне того же мнения. И я боялась, что кто-то из них скажет это вслух. И это добьет меня. Но сейчас…

Спустя уже какой-то по счету визит я заходила в участок и испытывала лишь раздражение. Потому что полицейские смотрели на меня, прекрасно понимая, что я снова пришла ни за чем. А потому страха не осталось. Его сменила тотальная усталость.

Взгляд Элли стал острым.

– Сойера так и не нашли?

Я медленно покачала головой. Меня накрыла волна отчаяния. Голос дрогнул, когда я ответила:

– Он ловко скрывается. Или покинул страну, не знаю.

Это казалось невероятным. И мне стало казаться, что полицейские прикрывают задницу моего бывшего мужа. Как так получалось, что простого парня без богатых влиятельных родителей и друзей не могла найти вся рать Шалтая-Болтая?!

– Расскажи мне о последнем визите.

Я закатила глаза. Изнутри поднималось хорошо спрятанное – а точнее забитое в самый темный уголок души – раздражение.

– Это было вчера утром. Я еле поднялась по идиотской лестнице, полицейский усадил меня на стул, угостил пончиком и сказал, что они делают все возможное. Делают все, чтобы разыскать Сойера. И все. Опять. Снова.

Я прикрыла глаза. Каждый раз одно и то же. И вчера я не сдержалась, накричала на молодого мужчину в форме, который был со мной так мил, что у меня скулы сводило – будто я фунт мороженного за раз съела.

– Ты злишься на них?

Я перевела на девушку горящий яростью взгляд. Она приподняла бровь и склонила голову набок в ожидании ответа.

«Дыши, Хоуп».

– Да, я очень злюсь.

Мой голос в теории мог обратить Элли в кучку пепла, но она лишь кивнула и сделала какую-то пометку в своем блокноте.

– А на себя?

Я задержала дыхание.

Элли задавала этот вопрос уже не один раз. И каждый раз ответ на него был… разный.

– Хоуп?

Я расправила плечи, улыбнулась силе, растущей внутри меня, и ответила честно:

– Больше нет. Совсем не злюсь.

Еще несколько секунд девушка разглядывала меня. Ее губы тронула легкая улыбка.

– Не злишься?

– Это правда, Элли. Себя я больше не виню.

– Повтори то, что мы всегда говорим.

Я набрала в грудь побольше воздуха, пытаясь прогнать лед, вмораживающий мой желудок в позвоночник.

Эту мантру я повторяла почти каждую минуту на протяжении первых двух недель после нападения. Потом – реже. Но совсем перестать пока не могла.