– Зачем тебе это?

– Узнать, где похоронена Лера.

– Хочешь сходить к ней на могилку? Надеюсь, не для того, чтобы плюнуть?

– Марго, ты охренела? Что ты несешь?

Вера сверлила глазами птичий профиль Марго, которая напряженно всматривалась в лобовое стекло, хотя для этого не было никакой нужды: пробка стояла без движения. Наконец, стукнув по рулю, Марго развернулась в раздражении:

– Ты упивалась страданием из-за того, что Лерка увела твоего Костика. Всю жизнь себе испоганила. Все, кто не был похож на Костика, тебя не устраивали. Нет, конечно, я понимаю, заплатила ты по полной, но ведь это было только твое решение: назло Костику, аборт и никакой свадьбы, а Лерочка наша, мышь белая, господи прости, цап – и в норку. Мы тогда на вас, на полоумных, смотрели и ничего поделать не могли, весь курс был на ушах. Две приличные девчонки превратились в мегер, честное слово. Из-за кого, главное? Кроме рожи смазливой, ничего особенного – позер, папенькин сынок.

– Успокойся, – прошептала Вера и расстегнула пальто. – Тошно, зачем вспоминать?

– Да потому что ты никогда этого не забывала! И мужья твои отваливали по той же самой причине: они хотели жить с тобой, а не с жертвой Костика. Ладно, прости. Ты недосказала про Таиланд. Понравилось?

Вера молчала, обидевшись.

Марго уже сожалела, что не сдержалась, и попыталась разрядить обстановку:

– Понимаю, как может не понравиться? Отдыхать везде хорошо, трудно возвращаться в нашу серость. Ничего, сейчас елку соорудим, разноцветные огоньки повесим. Я красивые фонарики купила, вроде китайских, с колокольчиками.

– У меня до сих пор в ушах звенит. Там колокольчики на каждом шагу. Я бы сейчас завалилась в зимнюю спячку со снами про Тай.

– Жорка твой не даст в спячку. Ох и настырный! Тоже на твою голову. Наглый сукин сын, чистый кобель, хоть и котяра.

Через два часа они наконец выгрузились у подъезда. Марго чмокнула в щеку и напомнила, что завтра со-звон по поводу празднования Нового года. Когда машина отъехала, Вера с облегчением выдохнула и, запрокинув голову к тяжелому серому небу, чуть не навернулась на оледеневшей дорожке. Боковым зрением отметила, что в глубине двора, на пустой детской площадке, качается на качелях некто неопределенного пола и возраста, но явно не ребенок, скорее подросток, но очень странно одетый. Яркое желтое пятно капюшона, скрывающего голову, торчало из оранжевой попоны, какие обычно носят работники дорожных служб, а на ногах у этого желто-оранжевого конуса болтались грязно-голубые ботинки-дутики. Присмотревшись, Вера поняла, на кого похож этот клоунский персонаж: где-то за неделю до отъезда в подземном переходе недалеко от дома она заметила странную попрошайку с ярко подведенными глазами и пирсингом на бровях и в носу. На ней и тогда были эти дурацкие голубые ботинки. Вера улыбнулась своим мыслям: «Ну вот, наконец яркое пятно на фоне вылинявшего пейзажа. Вполне себе экзотично…» Она уже была готова нырнуть в подъезд, как со стороны площадки послышался мелодичный звон, точно такой, как преследовал ее в Таиланде. Замерев на полпути, удивилась прозрачности звука и обернулась. Попрошайка стояла за спиной и тянула к ней руки, увешенные дешевыми браслетами с колокольчиками, трясла ими, словно танцуя, прихлопывая и подвывая в такт. Ее губы, изрядно посиневшие, растянулись в улыбке, обнажившей бледную десну и крупные зубы с щербинкой. Вера достала из кошелька денежку. Бродяжка тут же рванула с руки браслет и протянула его Вере. Стараясь вежливо уклониться от ее щедрости и мямля что-то вроде: «Зачем? Он тебе идет, у меня уже есть такой…», замолчала, заметив, что та вот-вот расплачется. Не желая огорчать несчастную, Вера надела на руку подарок, сложив ладошки лодочкой, и поклонилась на восточный манер.