– Сама знаю, – важно отозвалась Тора, сразу почувствовав значимость – с такой-то добычей. Она держала в руках вялую, обвисшую тушку и счастливо улыбалась: – Ее одну на целую похлебку хватит! – и аккуратно сложила добычу в банку ровными кольцами, чтоб она занимала меньше места.

Лана уселась прямо на землю, не боясь запачкаться. Что уж теперь-то? Добывая личинок, она и так перепачкалась, а пока возилась с многоножкой и вовсе не задумывалась о том, как бы остаться чистой. Мама наверняка опять будет недовольна. Может быть, ничего не скажет, но Лана четко представила ее укоризненный взгляд. Можно было, конечно, раздобыть парочку крыс, но с ними возни еще больше, а шансов, что охота будет удачной, меньше. Ладно, крыс можно и зимой добывать, когда черви спрячутся. Погода сегодня выдалась хорошая. Как раз для сбора личинок. Когда холодно, они уходят глубоко под землю, да и неприятно озябшими пальцами холодную землю разгребать. В дождь опять же приятного мало. Пока возишься с той же многоножкой, поскользнешься еще на вязкой жиже, тут она мало того, что цапнет, так еще и удрать успеет. Неет, это со стороны кажется, что добывать личинок проще простого. Иной раз целый день с пустым ведром проходишь – ничего не найдешь. А сегодня с погодой повезло: тепло, солнце пригревает, а на небе и намека нет на скорый дождь. Лана задумчиво уставилась на белесые, словно сотканные из тончайших облаков, очертания двух спутников, почти касающихся друг друга округлыми боками.

– Скоро все три небесных тела сойдутся, – тихо произнесла Лана будто сама себе. – Бабушка говорила, что, когда спутники сливаются в один, происходит что-то важное.

– Про это нужно не у бабушки спрашивать, а у Готрина – он больше знает про небесные тела, – заметила Тора.

– Бабушка тоже много знает.

– Может, хватит? – снова спросила Тора и показала ей свою банку. – Этого должно хватить. Я уже устала.

Лана посмотрела на свою добычу. Длинные, красноватые черви нервно извивались между жирными белыми телами личинок, пытаясь спрятаться под ними, зарыться как можно глубже. Но их беда заключалась в том, что у банки было дно, и они, прячась друг под другом, неизбежно снова и снова показывались на поверхности. В банке Торы личинок было мало, а червей и вовсе не было, зато там почти все пространство занимало упитанное тело многоножки.

– Пожалуй, хватит на сегодня. Но завтра опять придется идти.

– Ты всегда так говоришь, сколько бы мы ни насобирали! Поэтому какой смысл собирать сегодня много, если завтра все равно нужно опять собирать?

– Какой смысл мне снова объяснять тебе то же, что объясняла вчера и позавчера? – спокойно спросила Лана, поднялась с земли и отряхнулась. Сырая земля прочно въелась в штанины на коленях. Нужно будет подождать, пока высохнет, потом уж стряхнуть. Глядишь, мама и не заметит.

– Так что, мы идем? – недоверчиво спросила Тора.

– Я же сказала, что на сегодня хватит.

Изгиль расслабленно развалилась в старом, потрепанном кресле под кривым навесом, с ветреной стороны прикрытым мутной пленкой. Навес хоть и был кривым, но еще достаточно крепким, просто собран он был из того, что нашлось под рукой. Он стоял здесь с незапамятных времен и еще простоит лет сто. И навес, и это кресло сопровождавшие Изгиль всю ее жизнь, достались ей еще от родителей, а тем, видимо, от их родителей, потому что никто не помнил, как они появились и как выглядели, когда были новыми. Когда-то она – совсем юная девчонка нелепо смотрелась на фоне этих вещей. Казалось, будто Изгиль случайно забрела сюда из другого мира. Но сейчас она состарилась настолько, что разница в возрасте стала незаметной. Она сравнялась с вещами по возрасту. Теперь они стали словно единым целым. Ссутуленная спина так удобно устраивалась в спикну кресла, будто они были созданы друг для друга. Нет, не изначально, это проявилось со временем. Сухой, потемневшей рукой с искривленными пальцами Изгиль монотонно гладила подлокотник, прикрытый обрывками замусоленной, ветхой ткани давно неопределяемого цвета, и, шамкая беззубым ртом, бубнила что-то невнятное. Слов было не разобрать: то ли это была песня, то ли старуха от одиночества решила побеседовать сама с собой. Пожалуй, если прислушаться, это, все же, больше походило на песню, слова которой тут же уносил ветер.