Она снова попыталась его тащить и невольно застонала от боли. Боль притупилась перед лицом страха, а сейчас пронзала каждую клеточку ее тела, напоминая о недавнем. От стремления выжить любой ценой, в те мгновения откуда-то взялись силы. А теперь, когда опасность миновала, они покидали ее. Но опасность-то не миновала!

Вдалеке послышались голоса. Человеческие голоса! Удача снова на их стороне. Лишь бы люди их заметили, лишь бы не прошли мимо.

Фарина поднялась и замахала рукой:

– Эй! Мы здесь! Сюда! – закричала она.

И упала без чувств.

Лана не знала, как начать разговор с матерью. Хотела, но не знала. Еще с тех пор, как бабушка рассказала о том загадочном человеке, который много лет назад ушел искать новые земли, Лана хотела спросить об этом мать. Ведь тогда, пятнадцать лет назад она еще жила на окраине. Лана вычислила это просто: ей самой двенадцать лет, незадолго до этого Одара вышла замуж и перебралась жить в центр, а тот человек, как говорит бабушка, ушел за пределы пятнадцать лет назад. Значит, Одара должна была его знать. Даже если не лично, то слышала о нем что-нибудь. Мысленно вопрос Лана уже давно придумала. И даже примерный ответ матери. А потом целый диалог разыграла в своем воображении. Но как спросить в реальности? Одара не очень-то баловала дочь вниманием. Лане очень хотелось хоть раз услышать одобрение или просто по-доброму поболтать о чем-нибудь. Хотя бы как-то вызвать ее на обычный разговор о каких-нибудь пустяках. А уж о том, чтоб мать ее обняла, Лана даже и не помышляла. Помнится, однажды, несколько лет назад Лана прильнула к ней, но Одара была холодна, она не обняла дочь в ответ. Она будто бы через силу терпела объятия ребенка, а потом и вовсе отстранилась. Лана запомнила эту холодность на всю жизнь. Запомнила, как хотелось тогда плакать, и как она сдерживала слезы. Тогда-то она и поняла для себя, что чтобы не быть отвергнутой, не нужно самой делать попытки сближения.

Интересно, как живут другие матери со своими дочерьми? Взять вот, к примеру, Тору. Она запросто болтает всякую чушь, не задумываясь, как это воспримет мама. Может болтать без умолку, и Одара даже смеется над ее болтовней. И не упрекает… Может, нужно было подговорить Тору, чтоб она спросила? Тем более, похоже, Одара все еще сердилась и предпочитала молчать. Она наводила порядок в шкафу, перебирала вещи, рассматривала, что нужно починить, что перешить, и раскладывала в разные кучки. Тора с младшей сестрой возились на кровати и весело хохотали. «Тора ведет себя, как будто ей тоже два года», – подумала Лана, наблюдая за сестрами. Она не припомнила, чтоб вела себя так в ее возрасте. Раньше, когда она была совсем маленькая, отец играл с ней, а позже мать всегда напоминала, что пора взрослеть. Почему-то Торе она этого не говорит… Вот же, кувыркается, хохочет, а Одара этого будто не замечает.

– Мама, помнишь такую историю, когда какой-то парень ушел искать лучшие земли? – осторожно спросила Лана, боясь вызвать недовольство матери. Никогда нельзя было предугадать, из-за чего именно она рассердится.

Одара напряглась. Она даже перестала перебирать вещи, так и застыла, сжав рубашку в руках. Лана видела мать со спины, но даже так по ее напряженным плечам, даже по вздрогнувшей рыжей завитушке, выбившейся из прически, заметила ее беспокойство.

– Это было лет пятнадцать назад, – добавила Лана, помогая матери вспомнить.

– Кто тебе рассказал? – не оборачиваясь, спросила Одара, наконец сложив рубашку и убрав ее в шкаф.

– На ней дырка, – заметила Лана, удивившись, как мать ее проглядела, ведь на самом же видном месте.