«Тарнаг похож на разворошенный муравейник», – заметила дракониха.

«Будем надеяться, что нас все-таки не побьют», – откликнулся Эрагон.

Вскоре к ним присоединилась Арья, а посреди двора выстроился целый отряд из полусотни отлично вооруженных гномов. Гномы ждали совершенно спокойно, даже равнодушно, лишь изредка перебрасываясь отрывистыми ворчливыми фразами и поглядывая на крепко запертые ворота и на гору, что возвышалась у них за спиной.

– Они очень опасаются, – сказала Арья, садясь рядом с Эрагоном, – что эта толпа может помешать нам добраться до плотов.

– Сапфира может перенести нас.

– Да? И Сноуфайра тоже? И воинов, которых дал нам Ундин? Нет уж, если нас остановят, придется просто подождать, пока гнев взбудораженных гномов не уляжется сам собой. – Она внимательно посмотрела на темнеющее небо. – К сожалению, ты умудрился оскорбить слишком многих. Впрочем, это, наверное, было неизбежно: их кланы никогда не могли прийти к согласию; то, что нравится одним, бесит других.

Эрагон пальцем провел по краю своей кольчуги.

– Теперь я уже жалею, что принял предложение Хротгара.

– Это да. А вот в отношении Насуады ты, по-моему, поступил правильно. И вся вина – если тут вообще есть чья-то вина, – лежит целиком на Хротгаре: он не должен был делать тебе такого предложения. Уж он-то лучше других понимал, каковы будут его последствия.

Некоторое время оба молчали. Гномы, которым надоело стоять, принялись маршировать по двору, разминая ноги. Наконец Эрагон спросил:

– У тебя в Дю Вельденвардене есть семья?

Арья ответила не сразу.

– Нет. Во всяком случае, никого из тех, с кем я была бы близка.

– А почему… почему так?

Она опять помолчала.

– Видишь ли, им не понравилось, что я согласилась стать посланницей королевы; им это занятие казалось недостойным. Я же не посчиталась с их возражениями и по-прежнему ношу на плече татуировку иавё, что значит «узы доверия», ибо я посвятила себя служению во благо всего нашего народа. Этот знак обязывает каждого эльфа помогать мне, как и кольцо, которое дал тебе Бром. Вот только родня моя меня видеть не желает.

– Но ты стала посланницей семьдесят лет назад! – возмутился Эрагон.

Арья не ответила и отвернулась, пряча лицо за прядью длинных волос. Эрагон попытался представить себе, каково ей пришлось, когда от нее отвернулась вся семья, а общаться приходилось только с представителями двух совершенно иных народов. Ничего удивительного, что она такая замкнутая! Чтобы нарушить затянувшееся молчание, Эрагон спросил:

– А за пределами Дю Вельденвардена есть еще эльфы?

По-прежнему пряча лицо под волосами, Арья сказала:

– Из Эллесмеры мы тогда выехали втроем… Фаолин и Гленвиг всегда сопровождали меня, когда мы переправляли яйцо Сапфиры в Тронжхайм. Но Дурза устроил нам засаду, и в живых осталась я одна.

– А какими были те двое?

– Гордыми. Настоящими воинами. Гленвиг любил мысленно разговаривать с птицами. Он частенько стоял в лесу, окруженный целой стаей певчих птиц, и часами слушал их музыку. А потом без конца напевал всякие прелестные мелодии.

– А Фаолин? – спросил Эрагон.

На этот раз Арья не ответила, лишь сильнее стиснула свой лук. Эрагон смутился и, стараясь сменить тему, спросил:

– Почему ты так сильно не любишь Ганнела?

Она вдруг повернулась к нему, и он, почувствовав на щеке нежное прикосновение ее пальцев, даже вздрогнул от неожиданности.

– А об этом, – сказала Арья, – мы поговорим в другой раз. – Она встала и медленно пошла прочь.

Эрагон растерянно смотрел ей вслед. «Я не понимаю…» – сказал он Сапфире, прижимаясь к ее теплому боку. Но та в ответ лишь ласково фыркнула и свернулась клубком, заботливо укрыв Эрагона крылом.