Дверь открыл откровенно перепуганный Миша. Жестом указав дорогу, он первым прошел на кухню, где сидела, завернувшись в плед, хозяйка квартиры. Вид Екатерина имела явно больной. Горячечный румянец на щеках, покрасневшие крылья носа и лихорадочный взгляд и без дополнительных процедур показывал наличие высокой температуры и явных простудных симптомов.

– Как вы себя чувствуете? – спросил врач. – Температура сейчас какая у вас?

Катя молча выпростала руку из-под пледа руку и протянула доктору градусник. Тот мельком взглянул на него и уточнил:

– Давно поднялась температура?

Та отрицательно покачала головой.

– Где-то с час назад начала расти. Как дошла до тридцати девяти, я решила вызвать «скорую». Мало ли что.

Врач кивнул.

– На что еще жалуетесь? Кашель? Головная боль? Боль в мышцах?

Катя кивнула. Доктор раскрыл медицинский бокс и вытащил оттуда стетоскоп.

– Давайте я вас послушаю. Молодой человек, – обратился он к стоящему в дверях Мише, – погуляйте пока за дверью.

Спустя минуту медик заговорил вновь.

– Сейчас мы вам сделаем укол и собьем температуру. После чего вы поедете с нами, вам показана срочная госпитализация.

Екатерина беспомощно посмотрела на врача, затем перевела взгляд на меня. Я сразу ответила:

– Да-да, посижу с детьми, не волнуйся. Езжай. Ты и вправду плохо выглядишь. Не заражай детей.

Последний аргумент подействовал, и Катя, всхлипнув, начала собираться. Через десять минут мы вместе с Мишей смотрели в окно, провожая взглядом выезжающую со двора машину с мигалками. Взвыла сирена, а когда она затихла я услышала из глубины квартиры тихое рыдание Машеньки.

Опомнившись, бросилась на звук плача. Девочка сидела в уголке и изо всех сил сжимала плюшевого зайку. Слезы градом текли по ее щекам, но Машенька уже не рыдала, а лишь протяжно хныкала.

– Что ты, маленькая, успокойся, все будет хорошо…

– Мама умрет, да?

Признаться, я опешила от такого вопроса. Даже как-то отшатнулась.

– Что за глупости! Никто не умрет и тем более твоя мама не умрет, что ты себе придумала. В больничке много докторов, и мама твоя обязательно поправится и скоро-скоро к вам вернётся. А я пока посижу с вами. Прекращай плакать, а то вот-вот позвонит твой папа, а ты плачешь…

– Папа в Санкт-Петербурге, – вдруг сказал Миша. – Их посадили на запасной аэродром из-за грозы.

Я вот этого не знала, но, разумеется, не подала виду, что меня новость сильно озадачила. Я-то рассчитывала на то, что брат вот-вот вернется и максимум, что от меня будет требоваться – просто помочь Димке. Что ж, посижу с детьми до утра, что ж поделаешь. Посижу, сколько потребуется, не оставлю же их одних в квартире в такой вот ситуации!

– Идемте пить чай с вареньем! – преувеличенно бодро хлопнула в ладоши. – Миша, ты же угостишь гостью чаем?

САНКТ-ПЕТЕРБУРГ. Четверг. 24 июля 2025 года. Местное время 19:35.

Вести от Ольги были плохими. Потом, правда, позвонила Катя, сказала, что её переводят в реанимацию и что там нужно сдать все вещи, включая телефон, и что связи с ней не будет, и, конечно же, чтобы я не волновался. Мол, у неё пустяковая простуда, а реанимация – это просто положено так, протокол такой в больнице. Типа всех туда отправляют, так что ничего страшного. Ну и, понятно, чтобы я поскорее вырвался в Москву, упирая перед начальством на сложившуюся ситуацию. Пусть найдут другого пилота, а меня пусть отпускают. И чтоб я немедленно ехал на вокзал и садился на «Сапсан» или что там будет. Последний вопрос был – не голодный ли я. После этого трубку у неё окончательно забрали.