И ведь не сразу открылись у него глаза – потребовалось долгих три года, чтобы мозги освободились от наносной шелухи разных идиотских тезисов – типа «свободного предпринимательства» и «коммерческого успеха любой ценой». Долгих, долгих, очень долгих три года!

Кто знает, чем бы закончилась его «коммерческая» жизнь, всё более и более напоминавшая скверную пьеску из жизни безнадежных банкротов – если бы не ТОТ случай…

Слава Богу, в один ясный солнечный день случилось Чудо. Для него – очевидно, при попустительстве судьбы, не усмотревшей за причудливой игрой случая – нашелся тот самый Третий путь, о котором говорил Юра Блажевич; правда, в транскрипции его философствующего друга этот путь и всё, что с ним связано, выглядело несколько иначе – ну, на то у Юры и была такая странноватая фамилия….

Это произошло в девяносто пятом, в марте. Точно – в тот день как раз застрелили Влада Листьева, и все радиостанции и телеканалы только об этом и говорили.

Он жил тогда у матери – зализывал раны после очередного коммерческого провала… или отдыхал после успешного завершения очередной сделки? Не важно. Важно то, что именно в этот день раздался телефонный звонок, изменивший его жизнь. Он и сегодня помнит его до последнего слова.

Телефон зазвонил утром, около десяти. Он как раз заканчивал завтрак, и телефонный звонок, отвлекший его от яичницы с ветчиной, не мог не вызвать реакции раздражения. Взяв трубку, он тогда довольно резко бросил:

– Слушаю!

– Одиссей?

Мгновенно раздражение сменилось ошарашенным удивлением. Ого! Вспомнили! Через девять лет! Надо же…

– С кем имею честь? – хотя чего спрашивать? Если назвали его рабочий псевдоним – значит, это именно те, о ком он думает. Впрочем, перестраховаться будет не лишним. Как говорил его командир роты, старший лейтенант Митин: «Лучше перебдеть, чем недобдеть».

– Вам привет от Дмитрия Евгеньевича. Помните такого?

– Помню.

– Хорошо бы повидаться. Завтра, в Бресте, в полдень, у входа в центральный универмаг – устроит?

– Добро. Буду.

– У меня в руках будет ваша любимая книга. До встречи!

На следующее утро он был в Бресте. Человек, ожидавший его у входа в универмаг, держал на руках «Похождения бравого солдата Швейка» в зеленой обложке – все сходилось.

Задание оказалось несложным – на его взгляд. Конторе требовалось перекинуть через границу с польской стороны четыреста килограмм белого порошка, расфасованного в шестнадцать мешков по двадцать пять кило содержимого в каждом. Причем сделать это нужно было, не обременяя пограничников и таможенников с обеих сторон излишними и в данном случае никому не нужными формальностями.

То бишь, говоря прямо – контрабандно.

Связник тогда передал ему адрес в Польше, по которому нужно было забрать товар, деньги и адрес в Москве, куда эти шестнадцать мешков следовало доставить. Остальное было оставлено на его усмотрение – то бишь, на его полную и абсолютную ответственность.

Можно было не браться. В конце концов, уже четыре года не было государства, которому он в восемьдесят шестом присягнул на верность; формально никаких обязательств он не нес и по той подписке, что дал, как тогда было принято писать, «компетентным органам» – теперь это были органы чужой страны. Чисто юридически у него вообще не было никаких обязанностей перед Той Организацией – но он взялся за то дело. Почему?

Он и сегодня не мог дать себе ответ на этот вопрос. Но прекрасно помнил то ощущения счастья, последовавшее вслед за своим согласием на операцию – как будто с плеч свалилась немыслимая тяжесть, как будто после долгого и тяжелого бессолнечного ноября – вдруг начался апрель; он был нужен, в нем нуждались – и этого ему оказалось достаточно, чтобы снова встать в строй.