Несколько машин, припаркованных у тротуара напротив здания этого самого «Спецметаллснабэскпорта», опять же, ничем особо не выделялись – парочка недешёвых иномарок («вольво» и «мерседес»), три-четыре «девятки», пара добитых «пятёрок», одинокая «ока» – всё, как у всех. Ничего бросающегося в глаза и необычного – вот только приезжали ежедневно на этих машинах на службу сухощавые подтянутые мужчины с навечно вогнанной в позвоночник строевой выправкой и внимательными сторожкими глазами – которых за обычных сейл-менеджеров принял бы уж совсем ненаблюдательный человек.

Одним словом, человек, вздумавший бы недельку-другую понаблюдать за жизнью спецметаллснабэкспортеров – сделал бы вывод, что контора как-то уж слишком непохоже на обычную торговую лавочку тиха и вдумчиво-серьезна. Впрочем, напротив «Спецметаллснабэкспорта» была глухая стена склада завода железобетонных изделий – посему подолгу наблюдать за деятельностью этой фирмы было некому.

Оказавшийся же внутри фирмы (исключительно чудесным образом; никаким иным способом с улицы в этот странный «Спецметаллснабэкспорт» чужаку попасть было бы невозможно) человек застыл бы в полном непонимании. И было от чего!

Интерьер фирмы был так же далек от делового стиля, как потрепанный камуфляж пограничника с Пянджа от костюма преуспевающего банкира с Камергерского переулка. Внутри «Спецметаллснабэкспорт» ничем не походил торговую контору. Стальные двери с кодовыми замками, отделанные дубовыми планками, чем-то неуловимо напоминающие крышки гробов для очень высокопоставленных покойников; на полу – зеленая ковровая дорожка, какие бывали в ходу в начале пятидесятых; гробовая тишина в коридоре – и странное мелкое подрагивание пола, какой-то едва уловимый глухой гул, чем-то напоминающий «песню» майских жуков; изредка появляющиеся сотрудники – молчаливо сосредоточенные, деловито собранные; охранник (на этот раз – в форме, причем в офицерских чинах) – у входа на лестницу на второй этаж. В общем, на торговую фирму это совершенно не походило; если «Спецметаллснабэкспорт» и напоминал какое-то учреждение – то мысль о его коммерческом характере пришла бы в голову случайному экскурсанту в самую последнюю очередь. А в первую – услужливое подсознание тут же родило бы образ, столь знакомый с юности: коридоры рейхсканцелярии и идущий по ним штандартенфюрер Штирлиц…

Подсознание чудом проникшего в это здание прохожего нисколько бы его не обмануло.

Двухэтажный особняк на Старо-Петровско-Разумовском проезде – был вершиной того айсберга, что в начале восемьдесят третьего года получил наименование «Управление Н», и в описываемое время нес свою службу по обеспечению интересов России в тех местах и теми методами, которые были недоступны ни ФСБ, ни СВР, ни прочим официальным (и оттого стесненным в своих действиях) специальным службам.

Любимое дитя Юрия Владимировича, рожденное им в краткую бытность главой идущей к своему концу державы – Управление пережило и своего отца-основателя, и крушение империи, и посттравматический шок, последовавший вслед за беловежскими событиями, и все остальные беды и горести, что обрушились на просторы одной шестой части суши в последующие годы. Сжав зубы, затаившись – но пережило, продолжая делать свое дело; благо, гений Последнего Царствующего Чекиста обеспечил ему финансовую и организационную независимость от каких бы то ни было влияний извне. Крючков еще знал о его существовании – Бакатина же уже никто не посчитал нужным ввести в курс дела; дальнейшие фигуранты, сменявшие друг друга в креслах руководителей специальных контор – уже просто ничего не знали о деятельности Управления. В девяносто третьем году, во время октябрьского мятежа, некоторые сведения о существовании этого учреждения все же стали известны окружению Верховного либерал-реформатора – но лишь фрагментарные и недостоверные; руководству Управления Н пришлось принять в свой штат человека из финансового управления министерства обороны, который присматривал бы за расходованием средств – по счастью, те, со стороны, решили, что Управление – это всего лишь информационный центр для поддержания связи с законсервированной агентурой в бывших странах «народной демократии», и их пыл слегка поостыл. Генерал Калюжный своих вновь объявившихся кураторов в этом, похоже, достаточно глубоко в ноябре девяносто третьего убедил – во всяком случае, большую (и главную) часть деятельности Управления Н тогда в очередной раз удалось надежно скрыть от «своих» – которых, в отличие от чужих, было страшно трудно отвадить от излишнего любопытства.