Во многих народных сказаниях Цепеш предстает как «царь-заступник», идеальный правитель, которым можно только восторгаться. Румынские крестьяне несколько веков рассказывали, что при нем мамалыгу варили якобы не на воде, а на молоке, так как молоко было дешевле воды. Еще одна легенда утверждает, что во времена княжения Влада можно было положить посреди улицы золотую монету, а через неделю прийти и поднять ее с того же самого места – ведь тогда царила справедливость. Похоже, что Влад и при жизни был чрезвычайно популярен в народе, да и сейчас нередки попытки представить Дракулу национальным героем, который в сжатые сроки расправился с преступностью в стране, собрал мощную армию, добился независимости маленького государства в окружении «крупных хищников» – Турции и Венгрии.

Таким образом, перед нами предстает два образа Дракулы. Одного мы знаем как национального героя Румынии, мудрого и храброго правителя, мученика, преданного друзьями и около трети жизни проведшего в тюрьмах, оболганного, оклеветанного, но не сломленного. Однако нам известен и другой Дракула – герой анекдотических повестей XV века, маньяк, а позже и вовсе проклятый Богом вампир. И этот последний образ наиболее популярен.

Влад Дракула прожил яркую и трагичную жизнь: он трижды восходил на престол Валахии, и все три его правления были недолгими; он много лет жил в турецком плену, потом еще больше времени провел в плену у родственника, Матьяша Корвина. Не предавал друзей, но сам был неоднократно предан. Так почему же, вопреки фактам, свидетельствующим о том, что валашского князя «подставили» и оклеветали, молва продолжает приписывать ему злодеяния, которые он никогда не совершал?

Противники Дракулы ссылаются на множество источников – деятельность Влада Цепеша была изображена в десятке книг – сперва рукописных, а затем и печатных, созданных в Германии и в некоторых других европейских странах. Среди немецких следует выделить печатные памфлеты XV века, повествующие о «садистических» деяниях господаря-изверга, а также стихи венского миннезингера Бехайма аналогичной тематики. Точка зрения венгров представлена итальянским гуманистом Бонфини, автором латинской хроники, подвизавшимся при дворе Матьяша Корвина. О православном государе, сжигавшем католические монастыри, писали католики.

Греческие хронисты относятся к Дракуле с большей симпатией. Однако и эти историки – Дука, Критовул, Халкокондил – главным образом пересказывают истории о его свирепых «шутках». Так что все эти многочисленные произведения разных авторов сообщают о жестокости Влада! А хроник, в которых Цепеш предстает в качестве творящего благочестивые дела правителя, увы, нет.

Опровергнуть такие аргументы несложно. Анализ произведений, в которых говорится о злодеяниях Дракулы, доказывает, что все они либо восходят к рукописному доносу 1462 года, оправдывавшему коварный арест валашского князя и написаны явными врагами Цепеша, либо людьми, находившимися при венгерском дворе во времена правления Матьяша Корвина, который, как мы уже говорили, был заинтересован в распространении небылиц о Дракуле, да и сам нередко рассказывал зловещие истории о своем узнике.

Однако кроме европейских документов (немецких, венгерских и прочих) существует и ряд русских хроник, в которых изображается деятельность Влада Дракулы. С этими документами разобраться несколько сложнее.

Самой первой русской «хроникой зверств Дракулы» было «Сказание о Дракуле воеводе», написанное русским послом в Венгрии дьяконом Федором Курицыным. На Руси в те времена было очень мало сведений о «далеком Западе», а «Сказание о Дракуле воеводе» было вообще первым проникновением валашской тематики в русскую письменность. Сказание специфично тем, что основано на сведениях, собранных за границей, и за границей же и создавалось. Историки доказали, что сведения для своей повести о Дракуле Курицын также черпал из венгерских и немецких источников. Русский посол вернулся на родину в 1485 году с уже готовым «Сказанием». Похоже, оно стало довольно популярным, известно несколько рукописных копий этой повести, старейшая из которых была переписана в 1490 году иеромонахом Кирилл о– Белозерского монастыря Ефросином. Поэтому «Сказание» нередко называют Кирилл о– Белозерской рукописью.