– А в этом заряде поражающие элементы имеют форму тора. Так они нанесут максимум ущерба мягким тканям, что рассчитано согласно показаниям скорости разлёта. В нашем деле ведь какой главный принцип, а? Всё для человека! – говорил он, разбавляя циничным юмором скучные лекции о различных средствах поражения.

На практическом занятии с огненно-штурмовой полосой командовал он и дикий полковник с РХБЗ.

Перед началом у меня никакого мандража не было. Да, опять беготня в ОЗК, зато, к счастью, совсем не долгая. Всего-то полоса на время – и всё, можно расслабиться. К тому же, норматив такой, что саму полосу можно было спокойно идти пешком. Ну, за исключением тех мест, где надо прыгать, само собой.

Подумаешь: немного напалма, пламени и дыма. С точки зрения требований по физической подготовке полоса не представляла большой сложности.

В таком спокойном состоянии я и побежал.

А накрыло меня в середине моста. Причем так сильно, что я вырубился на какое-то время и рухнул в ров с водой.

Очнулся уже на травке. Надо мной склонился усатый препод. Побледневший, но спокойный. Увидев, что я открыл глаза, он спокойно вздохнул, после чего поднялся и крикнул:

– Отработка эвакуации раненого! Носилки!

Через несколько минут я уже был в санчасти – одноэтажном деревянном строении, расположенном возле офицерской общаги. Меня осматривала врач-майор с немного странной фамилией Вагина. Ударение на первый слог.

Выслушав мои сбивчивые объяснения, она что-то написала в медицинской книжке и назначила мне витамины. Собственно, на этом весь инцидент был исчерпан.

Уже вечером, когда я засыпал в палатке, передо мной снова встала стена огня. Сброс зажигательного снаряда с «Бабы-яги». Мы были в штабе, и я видел, как горел Юрчик, командир разведки…

После того момента произошло столько всего: ядерная война, консолидация, борьба с интервенцией, выход на границы Европы. Принципиально новое оружие, о котором многие слышали и шептались, но которое категорически запрещено упоминать…

Отчаяние последних дней. Новая надежда, путешествие в прошлое.

То, что случилось со мной после мобилизации, должно было быть похоронено под всем этим. Но нет: самый первый момент, когда я сам, лично, на собственной шкуре почувствовал, что такое война – остался в памяти ржавым гвоздём.

И в самый неподходящий момент вылез, шандарахнув по голове запахом горелого мяса и животным страхом.

– Саня, ты чего? – Сеня Шанцев легонько толкнул меня в бок.

Мы спали в ряд на нарах, в составе языковой группы. У нас было просторно: китаистов осталось всего шестеро – Стёпа Внуков не сдал китайский и перевёлся на факультет журналистики, расположенный на «Маяковке».

Теперь вместо него группой командовал Семён.

Я знал, что Снегирёв выбирал межу мной и Шанцевым, мы оба были отличниками, но мне удалось отговориться от такой «чести».

– Да ничего вроде, – ответил я. – А что?

– Ты дрожишь весь… у тебя что, температура?

– Да нет у меня температуры никакой! – возразил я.

– Нет, точно? – с надеждой спросил Женя Скворцов. – Может, сходишь в санчасть, померяешь температуру, а?

– Я там уже был сегодня, – возразил я.

– Блин, и что? Не намеряли? – Женя разочаровано вздохнул. – Жаль, жаль… так бы карантин объявили… в нашей группе хотя бы…

– Никуда ты от кросса не денешься! – Вставил Игорь Скопцов.

– Всё, народ, хватит, отбой, – вернул инициативу Сеня. – А ты, Иванов, если что – не терпи, понял?

– Да понял, понял, всё в порядке… – ответил я.

После чего уснул.

К счастью, никаких снов мне не снилось.

После того происшествия на полосе я начал ходить в самоволки.