Попробуем транслингвистически формально рассмотреть структуру текста.
Структура диалога, оформленного в духе жанра диспута – спора:
Темой спора является определение собственника [двуместный предикат Prop(x,y)] некоторого финитного множества (∀ subst → Всё), включающего все возможные (квантор общности ∀) предметы (subst).
Две спорящие стороны – два участника спора α>1 (→ злато, грамматический средний род) и α>2 (→ булат, грамматический мужской род) предлагают две альтернативные точки зрения. По первой, собственник – первый участник спора: S>1 → Prop(x,y) → Prop(∀subst, α>1) → Всё мое; по второй, собственник – второй участник: S>2 → Prop(x,y) → Prop(∀subst, α>2) → Всё мое: два эти высказывания внешне омонимичны, совпадают по языковому выражению, но различаются прагматически и семантически.
С этим соотнесены в первой части текста два разных понимания шифтера 1-го лица (единственного числа) Sh-1 (→ мое): в первом случае Sh-1 означает принадлежность первому участнику [двуместный предикат Prop(∀subst, α>1- Sh-1)], во втором случае Sh-1 означает принадлежность второму участнику [двуместный предикат Prop(∀subst, α>2- Sh-1)]. Соответственно во второй части текста ∀subst входит в формулы при двух разных предикатах
P*(∀subst, α>1) → купить всё; P**(∀subst, α>2) → взять всё.
Структура диспута ведет к повтору перформатива R
S>1 R′ – S>2 R″
S>3 R′ – S>4 R″
На грамматическом уровне (где это явление описывается как согласование по роду) имеют место трансформации
R′ → V>spα>1 → сказало
R″ → V>spα>2 → сказал
В первой части текста перформативы R′ и R″ вводят высказывания
S>1 → Prop(x,y) → Prop(∀subst, α>1- Sh-1) → Всё мое
и
S>2 → Prop(x,y) → Prop(∀subst, α>2- Sh-1) → Всё мое
Финитное множество в обеих частях текста заполняет одно из мест при предикате Prop. Вторая часть, в которой финитное множество является одним из мест при обозначении катастрофы (в смысле теории катастроф Тома), отличается от первой, где принадлежность обозначена самим предикатом.
Во второй части текста перформативы R′ и R″ вводят высказывания, которые по семантической трансформационной структуре изоморфны (однотипные катастрофы): в обоих случаях описываемая ситуация меняется в пользу одного из участников, но характеры катастроф различны (использование покупательной ценности золота или грабительские возможности лиц, имеющих оружие, прежде всего стальное):
S>3 → P*(∀subst, α>1) → купить всё
и
S>4 → P**(∀subst, α>2) → взять всё
На орфоэпическом уровне, воспроизводящем фонологический, основные особенности структуры текста явно выявлены в серии лексических и грамматических и фонологических повторов и симметрично-асимметричных структур.
Все четыре cтроки начинаются с (внешне, но не по сути, см. выше) одинаковой формы Всё. За ней следует шифтер 1-го лица, выраженный притяжательным местоимением мое. Тот же шифтер во второй части после обозначения финитного множества выражен морфологическим показателем, совпадающим на фонологическом уровне в последних двух строках: – [ú]. Следующие отрезки текста отмечены игрой на порядке следования одних и тех же фонем, вовлеченных и в обозначение грамматических родовых различий:
Недавние исследования самых древних образцов этого письменного жанра – шумерских – показали, что и в них наличествует ал-л-итеративная игра на сочетании ‐al-la‐ (см. [Иванов, 2004; Vanstiphout, 1991, 1997]; там же дальнейшая литература, к которой следует добавить исследования ритуальной функции текстов: [Емельянов, 1999, 2009]). Кроме открытой еще Якубинским роли плавных фонем для поэтического языка, можно для объяснения привлечь и другие типологические данные о функциях латеральных. Эти звуковые симметрические отношения вторят структуре всех описываемых форм внутри целого текста, сохранившего на протяжении четырех тысяч лет основные черты жанра.