Вот, собственно, и весь Машин портрет.

Так и остается загадкой, почему многие, кто оказывается рядом с нею в этом хаотическом мире, с высокой степенью вероятности в нее вдруг влюбляются.

В чем секрет? Что тому причиной? Характер, между прочим, далеко не ангельский? Голос, взгляд? Может быть, нос?!

Кажется, нам этого не понять.

Эти строки любезно предоставлены молодым художником Константином Шендриковым, который имел удовольствие несколько раз рисовать Машу Тимофееву с натуры. Они тоже ничего не объясняют и даже наоборот, запутывают еще сильнее.

Давайте нарисуем Машу
Совсем простым карандашом
На белой рисовой бумаге,
В которой риса вовсе нет,
Но корень «рис» вполне уместен,
Коль рисовать мы собрались.
А древом, ставшим ей основой,
Мы можем смело пренебречь.
Когда в руке не дрогнет грифель,
Мы тонкий контур нанесем
На лист бумаги, закрепленный,
Чтоб ветром вдруг не унесло:
Ведь мы рисуем на пленэре,
Ловя спокойствия момент
В ее глазах, в ее осанке,
И в мыслях, если повезет.
Мы отвлечемся ненадолго,
Чтоб очертить, не исказив,
Лица овал, в ушах сережки,
И брови, словно два крыла
Над темной тайной глаз-близняшек,
В которых плещется печаль.
На губы девичьи умело
Набросим тень улыбки той,
Что всякому сулит погибель,
Кто близко проведет хоть час.
Здесь мига будет маловато:
Не сразу нам дано понять
Всей креатуры чарованье,
А часа будет в аккурат.
Теперь, собравши все уменье,
Чтоб ничего не извратить,
Мы нарисуем дивный носик
Размером точно в пол-лица,
Дар Андалусии кипучей
Холодным северным снегам.
Теперь сотрем вчистую грифель,
Затушевавши дочерна
Густые, словно воды Стикса,
И столь же темные, до плеч
Потоки прядей романтичных,
И пусть даруют небеса
Нам силы избежать соблазна
Вплести в них розовый бутон.
Окинем же скептичным взором
Плоды беспомощных трудов.
Поймем, что было то напрасно:
Не удалось нам передать
Ни юности очарованье,
Ни зрелость скрытную ума,
Ни тайный смех в устах степенных,
Ни грусть в распахнутых очах.
Всему черед: пробьют куранты,
Иная, твердая рука
Однажды завладеет кистью,
А не простым карандашом.
К холсту склонясь и на палитре
Созвездье красок растерев,
Другой, кто нам пока неведом,
Сорвет мгновенье у судьбы,
Запечатлеет дивный облик,
Постигнув той натуры суть,
Из лучших книг сложив донжоны
На фоне Млечного Пути,
На плечи тонкие набросив
Миров неблизких соболя…
А наш эскиз пребудет с нами,
Как мимолетный счастья миг,
Как неудачная попытка,
Один из миллиона шанс.
Его удел – пылиться мирно
Среди несбывшихся надежд,
Пока, анналы разбирая,
Запечатленные в душе,
Рука случайно не коснется
Бумаги рисовой клочка
И пыль стряхнет. Вздохнув неслышно,
Мы воротимся в те года,
Что обещали нам бессмертье,
Но обманули. А пока —
Давайте нарисуем Машу…

Отнесем некоторый настроенческий декаданс на счет молодости автора. По нашим сведениям, период его душевных терзаний был весьма непродолжителен, и сейчас юноша вполне счастлив, как и полагается творческой личности, – влюблен и любим. И утверждает, что это было мимолетное увлечение, которое осталось в прошлом. Но как-то уж чересчур неуверенно.

Он, как и все, даже себе не сумел объяснить ровным счетом ничего.

09.12.2013

Альфа Кадавра

Нет, мертвые не умерли для нас!
Есть старое шотландское преданье,
Что тени их, незримые для глаз,
В полночный час к нам ходят на свиданье…

Иван Бунин

1.

Мертвый корабль – всегда довольно мрачное зрелище. И космический корабль здесь не исключение.

В особенности – когда ты внутри него.

Маша никогда не бывала в морге. Но сейчас ей представлялось, что морг выглядит именно так: холодно, безжалостный яркий свет и белые стены.