Если рассматривать эмоциональную зависимость с профессиональной точки зрения, она является вариацией зависимого расстройства личности и характеризуется в связи с этим рядом особенностей, свойственных любому личностному расстройству – прежде всего диффузностью и расплывчатостью образа Я, специфическими способами снижения эмоционального напряжения в виде расщепления опыта, идеализации и обесценивания и т. п. Эти особенности описаны в первых двух главах книги. Здесь, однако, хочется сказать о том, что ценность обозначения места эмоциональной зависимости в ряду личностных расстройств заключается не в том, чтобы «поставить диагноз», а в том, чтобы адекватно увидеть те психологические нужды и трудности, которые есть у такой личности, и обозначить возможности их компенсации.

Эмоциональная зависимость не является результатом выбора человека – в том смысле, что зависимый ведет себя так не потому, что мог бы поступать по-другому, но просто этого не хочет делать. Как я уже сказала выше, способности его психики, которые могли бы позволить ему занимать более автономную позицию в отношениях, развиты недостаточно хорошо (способность самостоятельно распознавать свои состояния и эмоции, снижать их интенсивность, успокаивать и поддерживать себя, регулировать тревогу, гнев и другие состояния, способность отстаивать свои интересы и заботиться о себе в целом, и это не полный перечень). Зависимая личность не виновата в том, что она «такая», однако, поскольку она уже взрослая, то несет ответственность – прежде всего перед собой – за собственные поступки и за свою жизнь. Проблемы эмоционально зависимой личности могут быть преодолены, а недостаточно развитые психические способности доформированы в результате целенаправленной психотерапевтической работы; однако, выражаясь простым языком, «само» оно «не пройдет» и «не рассосется». Наиболее эффективными способами помощи эмоционально зависимым людям на сегодняшний день являются индивидуальная психотерапевтическая работа, а также анонимные групповые программы, основанные на принципе Двенадцати шагов.

Завершая этот – самый короткий – подраздел книги, мне хочется как-то разбавить его деловитый настрой и привести здесь стихотворение, принадлежащее перу моей хорошей знакомой, москвички Кати Резанцевой (конечно, с ее разрешения) – метафора штихеля[1], которую вы в нем увидите, прекрасно передает самоощущение зависимой личности.

* * *
Штрихами легкими испещрена пластина,
Вновь острый Штихель погружается в металл —
И, словно кистью живописную картину,
Так мастер лезвием гравюру создавал.
И день и ночь изящные порезы —
Последствия труда и вдохновенья —
Примерами являлись антитезы
Мягкой работы, острого уменья.
Слились как будто мастер с инструментом.
Не выпустив ни на секунду из руки,
Штрих за штрихом, добрался до момента —
Гравюрой стали из металла лишь куски.
Будь то возможно – Штихель бы устал.
Но был бы горд собой и за гравера рад.
«Мы это сделали» – твердили бы уста.
В гравюре видел он и свой огромный вклад.
Вот только мастер начал пропадать.
Сначала редко – он, гравюру захватив,
По выставкам стремился разъезжать,
Свой верный инструмент совсем забыв.
Ржаветь стал Штихель, брошенный гравером,
А тот все реже, реже появлялся,
Пока в один день, вопреки укорам,
С гравюрой вместе, с мастерской расстался.
И штихель – брошенный, забытый и ненужный,
Погиб бы наконец у ржавчины в объятьях.
Но через время начинающий гравер
Его нашел и счастлив был им обладать.
Историю передала вам очень вольно,
И в мастерской, быть может, так же пусто.