В тот самый день, когда мистер Элтон уехал в Лондон, Эмме представился новый повод оказать благодеяние подруге. Харриет пришла в Хартфилд, как обычно, вскоре после завтрака; спустя какое-то время она ушла домой, с тем чтобы вернуться к обеду. Она вернулась раньше обычного, крайне взволнованная, с блуждающим взглядом – словом, ее вид предвещал нечто сверхъестественное, чем ей не терпелось поделиться. Ей понадобилось полминуты, чтобы рассказать все. Как только она вернулась в пансион к миссис Годдард, ей сообщили, что час назад заходил мистер Мартин и, не застав ее дома, да особенно на то и не рассчитывая, оставил ей небольшой пакет от одной из своих сестер и ушел; вскрыв пакет, она обнаружила, что в нем, кроме нот двух песенок, которые она давала Элизабет переписать, есть еще письмо, предназначенное для нее. Это письмо было от него – от мистера Мартина – и содержало формальное предложение руки и сердца! Кто бы мог подумать? Она была так удивлена, что не знала, что делать. Да, настоящее предложение! Письмо составлено в весьма учтивых выражениях, по крайней мере, ей так показалось. А пишет он так, словно в самом деле очень ее любит… но она не знает… и вот она прибежала сюда как можно быстрее спросить совета мисс Вудхаус: что ей теперь делать?

Эмма невольно устыдилась за подругу: ее довольный и смущенный вид и ее сомнения требовали суровой отповеди.

– Ручаюсь, – воскликнула она, – этот молодчик пойдет на все, чтобы добиться своего! Намерен, видите ли, составить себе хорошую партию!

– Вы прочтете письмо? – взмолилась Харриет. – Пожалуйста, прочтите! Я так на вас надеюсь!

Долго уговаривать Эмму не пришлось. Прочитав послание, она задумалась. Стиль превзошел ее ожидания. Не только не было в письме грамматических ошибок, но и составлено оно было так, что не стыдно было бы и джентльмену; письмо было написано хотя и просто, но дышало искренним чувством; деликатность и искренность делали честь его автору. Письмо было кратким, но исполненным здравого смысла, теплоты, свободы, достоинства и даже некоторой утонченности. Эмма некоторое время собиралась с мыслями; а Харриет в этот момент взволнованно ждала ее приговора. Наконец она не выдержала:

– Ну как, хорошее письмо? Не кажется ли вам, что оно слишком кратко?

– Письмо действительно неплохое, – начала Эмма. – Настолько ловко написано, что, принимая во внимание все обстоятельства, я полагаю, что ему, должно быть, помогала одна из его сестер. Я с трудом могу себе представить, чтобы тот молодой человек, который на моих глазах разговаривал с вами, на следующий день мог бы выразить свои мысли так изящно, полагаясь только на собственные силы. И все же стиль письма не женский. Нет, определенно написано слишком сильно и сжато – женщина написала бы многословнее. Несомненно, он человек здравомыслящий и, как я подозреваю, не лишен природного дара, ибо, когда он берет в руки перо, разум естественным образом подсказывает ему нужные слова. Бывают такие мужчины. Да, я понимаю людей такого склада. Энергичный, решительный, способен на чувство до известных пределов, негрубый. Гораздо лучшее письмо, чем я ожидала, возьмите его назад, Харриет.

– Да… – Харриет все еще ждала ответа. – Ну и что же мне делать?

– В каком смысле – что вам делать? Вы имеете в виду с этим письмом?

– Ну да.

– Но в чем вы сомневаетесь? Разумеется, вы должны ответить на него, причем быстро!

– Я понимаю. Но что мне написать? Дорогая мисс Вудхаус, прошу вас, посоветуйте!

– О нет, нет! Будет куда лучше, если вы напишете ответ самостоятельно. Уверена, вы сумеете найти точные выражения. Вам нечего бояться, что вас не поймут, а это самое главное. Вы должны выражаться совершенно недвусмысленно; никаких сомнений или колебаний; уверена, вы сами найдете нужные слова, чтобы мягко, но с достоинством поблагодарить его за честь и посочувствовать невольно причиненной боли. Кто-кто, а вы сумеете намекнуть, как горько вам разочаровывать его.