- Я думал, ты на работе, - ничего белее идиотского не мог выдать красный, как рак Леня, наконец, совладав со штанами.

- А я думала, ты дома меня ждешь. А оно вон чего…, - выразительно посмотрела на девицу, которая трясущимися руками никак не могла застегнуть лифчик.

Страшно тебе девица? Так тебе и надо! Ибо не фиг по чужим постелям скакать на чужих Пузатиках!

Леня успокаивающе погладил брюнетистую выдру по плечу, рискуя остаться и без лысины, потому, что я ее просто ему прожгу взглядом.

- Пускай убирается твоя швабра. Потом поговорим, - рычу я.

Язва ликует и потирает ручки в предчувствии скорой расправы над Лысиком, девица продолжает мелко трястись, а Леня неожиданно поворачивается ко мне и на полном серьезе выдает:

- Никуда она не пойдет. Мы с Асей теперь будем жить вместе. Вот так!

Не сразу врубилась, о чем идет речь.

- Ася? – тупо повторила я.

- Ася, - крякнул Лысик.

- Леня-я-я!!! – взвизгнула девица выпучив и без того рыбьи глазищи, явно не ожидавшая такого счастливого поворота событий. Даже трястись от счастья перестала.

Язва заткнулась и шокировано таращится на приземистого Леню, который по-хозяйски притягивает к себе длинную, как каланча брюнетку.

А у меня нет слов, кроме одного:

- Трындец…

2. Глава 2 «Не имей сто рублей, а имей сто друзей»

Не люблю вокзалы. Совсем не потому, что они напоминают мне о доме. Дом я любила. Раньше. Когда мама была жива. Умела она, когда мне было двенадцать лет. Инсульт. Просто утром пошла на свинарку, где работала и домой не вернулась. А из районного морга сразу на кладбище.

Отец у меня был. Да только ушел он от нас, когда я еще пешком под стол ходила. Нам с матерью помогал. Мужик он в целом неплохой, но отношения все равно как-то не заладились.

Опеку хоть и оформили на отца, но по факту жила я с бабушкой – сгорбленной, сухенькой старушкой, которая по вечерам учила меня вышивать, да носки шерстяные вязать, а еще страдала провалами в памяти в виду преклонного возраста. Разумеется, при таком присмотре росла я сама по себе, как сорняк на лугу. Школу прогуливала, оттого что дразнили тощей козой, уроки не делала, потому что было лень, и за мной их никто не спрашивал. В итоге школу закончила с большим скрипом и то спасибо нашей классной руководительнице, которая вовремя спохватилась и пожаловалась органам опеки. Тут-то они и спохватились и силком отправили меня жить к отцу и мачехе.

В тот же год умерла бабушка. Ей просто в один день стало не для кого больше жить. А я как с цепи сорвалась, выплескивая свою боль и обиду на мачеху и отца. Дел я тогда наворотила вагон и маленькую тележку. Естественно мачеха меня стала тихо ненавидеть, а отец мечтать, когда же я стану совершеннолетней и он со спокойной совестью сможет выпроводить меня из своего дома.

Разочаровывать никого не стала и как только получила, раскрашенный натянутыми тройками аттестат, свалила из нелюбимого дома в город в поисках лучшей жизни, где меня поймут, полюбят и примут такой, какая я есть.

Считала ли я себя дурой?

Еще какой!

Сейчас повзрослев мне стыдно за свое поведение. Я даже просила прощение у мачехи пару лет назад. Она, конечно, сделала вид, что простила, все равно затаив в душе обиду.

Больше я домой в деревню не ездила. Потому что никто там меня не ждет.

Только покосившийся, развалившийся домик, насквозь провонявший плесенью и смертью.

И вот сейчас, сидя на скамейке возле вокзала, впервые за много лет я раздумывала над возвращением в родные пенаты.

Отец, конечно, не прогонит. Но и жить с ними мне совесть не позволит. У них домик небольшой – всего две комнаты, а с ними еще живет папина теща и сын с женой.