Само существование Елизаветы – прямое последствие отпадения Генриха VIII от Рима. Именно ради ее матери, Анны Болейн, отец развелся с первой женой, затем разорвал связи с Римом и объявил себя верховным главой церкви в 1534 году. Елизавета – порождение этого религиозного разрыва. Таким образом, она не может не сочувствовать в первую очередь реформаторам, а не традиционалистам. Кроме того, стоит подумать и о политическом элементе. В более поздней речи, обращенной к парламенту, она говорит: «Один вопрос затрагивает меня так сильно, что я не могу его пропустить: религия, почва, из которой должны произрастать все другие вопросы…»[38] Для большинства людей религия – основа понимания того, как устроен мир, от Сотворения до здоровья каждого отдельного человека, и поскольку церковь вмешивается почти во все грани жизни, очень важно объединить ее авторитет с авторитетом короны. У самой Елизаветы есть и личные предпочтения: например, она считает, что священники должны по-прежнему приносить обет безбрачия, а дорогие церковные одежды и музыку нужно оставить; она не желает слушать кальвинистских реформаторов, требующих избавиться от церковной иерархии. Но это все мелочи по сравнению с ее главной целью: будучи королевой Англии, она должна стать и верховным главой церкви, как отец. Именно сочетание духовной и светской власти делает власть абсолютной, давая политическому правлению монарха божественное благословение.

Парламент собирается 25 января 1559 года. Дебаты сразу становятся жаркими. 4 февраля королева отзывает посла при папском дворе. Через пять дней парламенту предлагают на рассмотрение билль, в котором королева признается верховным главой церкви. Споры вспыхивают с новой силой. Первый Акт о супрематии не принимают. Как и второй. После этого предлагают третий. В это время духовенство, которое вообще не пригласили на заседание парламента, обсуждает религиозную реформу отдельно, на конвокации. Они подтверждают свою веру в пресуществление, верховенство власти папы и ключевые основы римского католицизма. 31 марта сэр Николас Бэкон обвиняет сторонников католицизма в презрении к короне и сажает двоих из них в Тауэр. Именно в этой разгоряченной атмосфере «выковывается» форма церкви Англии. Акт о супрематии наконец-то принимают 29 апреля с перевесом всего в три голоса; компромисс все же удается найти – королеву называют не верховным главой церкви (потому что она женщина), а верховной правительницей. Все религиозные законы, принятые предыдущим правительством, отменяются. Акт о единообразии, принятый в тот же день, восстанавливает Книгу общих молитв Эдуарда VI. Все должностные лица – духовенство, судьи, мировые судьи, мэры, чиновники и выпускники университетов – обязаны принести клятву о признании Елизаветы верховной правительницей церкви. Отказ от клятвы карается лишением должности. Любой, кто пишет, говорит или проповедует о том, что Елизавета должна подчиняться власти из-за рубежа (в том числе папской), будет лишен всего движимого и недвижимого имущества. Неоднократные нарушения этого закона считаются государственной изменой и караются смертью. С настоящего момента обязательным является посещение служб церкви Англии по воскресеньям и в праздничные дни; те, кто этого не делает, – так называемые рекузанты, – обязаны платить по шиллингу штрафа за каждое пропущенное воскресенье.

В целом королеве удается провести почти все свои запланированные реформы. Ей приходится разрешить священникам заключать браки, «дабы избежать прелюбодеяния», но это разрешение компенсируется тем, что священникам можно жениться только на скромных, честных и благоразумных женщинах, чьи кандидатуры одобрены епископом. Ей удается сохранить и одежды, и церковную музыку, и большую часть символов. А еще она отказывает кальвинистам, которые хотели избавиться от епископов. И, что главное, – она сохраняет абсолютную власть над церковью, заявляя, что несмотря на то, что ее титул Верховной правительницы отличается от того, что носил отец, она собирается пользоваться всеми правами, которыми обладал он. Никто не получает всего, что хотел, от соглашения 1559 года – всем приходится идти на компромиссы, – но Елизавете на компромиссы приходится идти меньше всех.