Почему он не показал генералам составленной им диспозиции атаки Гагельберга (война за польское наследство), стоившей русской армии значительных потерь? Потому что «уповал, что оная (диспозиция. – Н. П.) учинена порядочно». Почему скрыл подлинные потери при штурме этой крепости? Ответ: из-за «своей о том уроне печали».
Темной выглядит и история с бегством польского короля Станислава Лещинского из Данцига. Миних хвастливо заявлял в донесении двору, что «из города незамеченной не выйдет даже мышь». В действительности удалось бежать из блокированного Данцига даже королю, переодевшемуся в крестьянское платье. Следствие подозревало фельдмаршала в причастности к побегу Лещинского: «Для чего ты из Данцига упустил, с кем в том имел согласие, каким порядком оное происходило и что ты себе за то получил?» – допытывались следователи. Миних, разумеется, отпирался, зная, что свидетеля, доносившего о причастности его, фельдмаршала, к побегу, нет в живых.
Думается, и у Остермана были основания отклонить некоторые обвинения, но опытный интриган, постигший все тонкости подобных следствий, вполне сознавал бесполезность отрицать предъявленное обвинение, заведомо зная, какой приговор вынесет комиссия.
Бывший обер-гофмаршал Е. Г. Левенвольде, креатура Остермана, обвинялся в пособничестве своему шефу в его действиях как против Елизаветы Петровны, так и против интересов государства. Обвинялся он и в казнокрадстве: «великие суммы и пенсии ко истощению казны себе и другим исходатайствовал».
Вина барона К. Г. Менгдена, бывшего президента Коммерц-коллегии, состояла в продаже за границу в неурожайные годы, постигшие Россию, хлеба, что удвоило его цену в стране, отчего пострадали как обыватели, так и казна; в назначении Бирона регентом и участии в составлении обращенной к нему челобитной с просьбой согласиться быть регентом. Менгдену приписывались слова, призывавшие немцев к сплочению вокруг Бирона, символизировавшего немецкое засилье: «Если Бирона не будет, то они, иноземцы, все пропадут».
Бывший вице-канцлер М. Г. Головкин обвинялся в сочинении проекта указа, навсегда отрезавшего Елизавете Петровне путь к трону, – «о бытии рождаемым от принцессы Анны принцессам наследниками Российского престола», а самой Анне Леопольдовне быть императрицей, чем «нас он от наследства безбожно и против всего света законов отлучить намерен был».
Вина самого низкого по рангу среди находившихся под следствием вельмож, действительного статского советника Ивана Темирязева, состояла в том, что он первым подал мысль правительнице завладеть короной и дал задание сочинить соответствующий манифест.
Следственная комиссия, одновременно выполнявшая и судебную функцию, вынесла обвиняемым суровый приговор: Остермана – колесовать, Миниха – четвертовать, остальным – отрубить голову. Императрица, давшая клятву не проливать крови своих подданных, проявила милосердие, заменив казнь ссылкой: Остермана – в Березов, Миниха – в Пелым, Менгдена – в Колымский острог, Левенвольде – в Соль-Камскую, остальных – в Сибирь.
17 января 1742 года жители новой столицы барабанной дробью были оповещены о намечавшейся на следующий день экзекуции над осужденными. Экзекуция состоялась 18 января, а манифест о винах и мерах наказания был обнародован четыре дня спустя после экзекуции. Этот факт – доказательство неуверенных действий нового правительства.
Свидетельства современников дают представление о поведении преступников во время экзекуции и отправления их в ссылку. Одни из них проявили малодушие, другие, пребывая в состоянии шока, – равнодушие, третьи, к ним относился Миних, выказывали присутствие духа, бравировали готовностью принять смерть.