Я написала Лестеру, что принимаю его приглашение, и он ответил: «Быть посему, любезная королева, не меняйте своего намерения, если только Господь дарует Вам доброе здравие». Менять свое намерение я вовсе не собиралась.

В ту ночь я приказала принести мне испанский кнут, давным-давно убранный подальше. Я воспользуюсь им теперь, и сыромятная кожа в ладони укрепит мою решимость. Мы не можем проиграть!

На рассвете я ступила c маленькой пристани Уайтхолла на борт королевской барки, чтобы плыть в Тилбери. Сегодня мне беспрестанно казалось, что все эти красные драпировки, бархатные подушки и раззолоченное убранство каюты насмехаются надо мной. Меня окружали атрибуты королевского величия, но я плыла защищать свою страну. Мы оставили позади портовые районы Лондона, затем Гринвич и направились дальше к морю, и все это время я благословляла эти места и людей, что тут жили, хотя и не могла их видеть.

Впереди в лодке плыли трубачи, громким пением горнов сзывая любопытных на берега реки. Завершали процессию барки с моими телохранителями и Королевской гвардией, облаченной в латы и шляпы с перьями, а также с советниками и придворными.

К полудню мы причалили к блокгаузу форта. Вдоль берега навытяжку выстроились солдаты, от их шлемов отражалось солнце. Как только барка пришвартовалась к причалу, меня приветствовало пение горнов, и генерал сухопутной армии, мой граф Лестер, в сопровождении лорд-маршала Норриса по прозвищу Черный Джек торжественно двинулись мне навстречу.

При виде моего дорогого Роберта, который ждал меня, такой щеголеватый в своих латах, у меня перехватило дыхание. Он ждал меня, как ждал во все поворотные моменты моей жизни, он поддерживал меня, как поддерживал всегда.

– Ваше величество. – Он поклонился.

– Да здравствует королева! Добро пожаловать! – сказал Норрис, склоняя голову.

Я окинула взглядом впечатляющие ряды солдат, выстроившихся в колонны на склоне холма.

– У нас тут двадцать с лишним тысяч человек. – Лестер кивнул на солдат. – Я предлагаю вам сперва взглянуть на лагерь и запруду, которой мы перегородили реку. А после обеда вы сможете устроить смотр войскам и обратиться к ним с речью.

– С радостью так и поступлю, – сказала я.

Я кивнула на следующую за моей барку, на которой везли моего коня. Его как раз в эту самую минуту сводили по сходням на берег.

– Отличный мерин, – заметил Лестер, вскинув брови. – Новый?

Лестер гордился тем, что поставлял мне самых лучших и красивых лошадей.

– Подарок Роберта Сесила, – пояснила я.

– Отменный вкус, – произнес он, еле заметно покривившись. – А теперь, моя дражайшая королева, не соблаговолите ли вы пройти вместе со мной в лагерь?

Он указал на деревянные мостки. Я была уже в белом бархатном платье, в котором намеревалась показаться, и, прежде чем сесть в седло, собиралась надеть латы. Момент был столь судьбоносный, почти сакральный, что ни один обычный наряд не казался его достойным, но белый бархат, олицетворение девственности и королевского величия, был наиболее к этому близок.

Когда мы проходили, каждый солдат кланялся, а офицеры в знак почтения опускали пики и древки стягов. Я вглядывалась в их лица, широкие, загорелые и напуганные, и видела мужество, которое им понадобилось, чтобы оставить свои фермы, дома и встать в строй.

Мы поднялись на вершину холма, и перед нами раскинулся лагерь. Сотни палаток – одни искусной выделки, другие из грубой парусины – тянулись во все стороны стройными рядами. Офицеры размещались в просторных шатрах, тогда как для военных рангом пониже предназначались выкрашенные зеленой краской будочки. Над ними реяли яркие флаги и вымпелы. При виде нас трубачи и барабанщики заиграли приветственные мелодии, затем из пушек блокгауза дали салют.