Обе сестры появились на свет в двадцать первый день месяца, но на этом сходство в обстоятельствах их рождения заканчивалось. Елизавета родилась 21 апреля 1926 года в лондонском районе Мэйфер в семье принца Альберта, герцога Йоркского, и Елизаветы Боуз-Лайон. Этот год оказался особенно тяжелым для Британии, зажатой в тисках промышленного хаоса и всеобщей забастовки. К моменту появления Елизаветы на свет градус общественного интереса к ней сильно повысился, так как грядущее рождение младенца королевских кровей отвлекало внимание от национального кризиса. Перед резиденцией под номером 17 на Брютон-стрит собралась толпа, когда наконец, в 2:40 утра, Елизавета пришла в этот мир в результате кесарева сечения. В соответствии с древней традицией во время родов присутствовал министр внутренних дел сэр Уильям Джойнсон-Хикс, дабы избежать подмены новорожденной^>10.

Вскоре прелестная голубоглазая малышка превратилась в мощный символ семьи, преемственности и патриотизма. Почти через месяц, 19 мая, Елизавету Александру Марию крестили в часовне Букингемского дворца. Обряд крещения совершил архиепископ Йоркский д-р Космо Гордон Лэнг. Малютка принцесса вызвала такой ажиотаж, что толпа в радостном возбуждении прорвала полицейский кордон у дворца, чтобы хоть краем глаза взглянуть на высокородное дитя. В ее аристократичном имени таилось предзнаменование королевской судьбы. Согласно Акту о престолонаследии 1701 года ее восшествие на престол было бы маловероятным в случае рождения наследника у ее дяди Дэвида. Тем не менее о ней говорили как о будущей надежде нации. Одна из газет отметила, что «перспектива превращения маленькой незнакомки с Брютон-стрит в будущую Королеву Великобритании (возможно, даже во вторую королеву Елизавету) выглядит интригующе»^>11.

Появление новорожденной прервало относительно спокойное течение жизни ее августейших родителей: они оказались на первых страницах газет и журналов. Прошла уже не одна неделя с момента рождения Елизаветы, а тротуар перед лондонской резиденцией Йорков по-прежнему наводняли восторженные толпы почитателей. Порой, чтобы совершить ежедневную прогулку, коляску приходилось выносить тайком с заднего хода.

Со временем мать Елизаветы стал беспокоить столь резкий всплеск внимания. Впоследствии она писала свекрови, королеве Марии: «Меня почти пугает такая всенародная любовь. Я полагаю, что это хорошо, и надеюсь, что она окажется ее достойной, моя дорогая бедняжка»^>12.

Беспрецедентное внимание не ограничивалось толпами на улице. С самого рождения вспыльчивый дед, король Георг V, души не чаял в Елизавете. Вскоре широкое хождение получили рассказы о том, как ангельская малютка покорила сердце непреклонного монарха. Хотя он имел дурную славу тирана как собственных детей, так и служащих, Елизавета была исключением.

Архиепископ Кентерберийский вспоминал случай, когда внучка таскала монарха за седую бороду, а он полз за ней на коленях по полу, изображая лошадь. «Он любил обеих внуков, сыновей принцессы Марии, – вспоминала графиня Эйрли, – но Лилибет всегда шла первой среди его привязанностей. Он играл с ней, чего я никогда не наблюдала в отношении его собственных детей. Он любил, чтобы она находилась рядом»^>13. Король отмечал малейшие достижения внучки. Он послал радиограмму сыну и невестке, которые находились на борту линейного крейсера Renown на пути в Австралию, с сообщением о том, что у внучки прорезался первый зуб. Она завоевала сердце монарха. Однажды на Рождество в Сандрингеме трехлетняя Елизавета слушала рождественскую песенку «Когда пастухи пасли свои стада во тьме ночи». Услышав «вам и всему человечеству» («to you and all mankind»), она, перепутав слова, наивно воскликнула: «Я знаю такого старого и доброго человека (old man kind)! Это вы, дедушка! Вы старый и очень, очень добрый»