– Открыл мне один мудрец, что судьба и дарования божеские передаются не от отца к сыну, а от деда к внуку, – пробормотал Хотен.

– И кто был сей мудрец?

– Не прогневайся, великий княже, но поведал мне сие киевский волхв Творила.

– Только не повтори этого отцу митрополиту Климу! И тогда говорит мне дед (и я навсегда запомнил его слова): «Изяслав, внук мой любимейший! Рано или поздно быть тебе великим князем, поэтому обращаюсь к тебе через голову отца и дядей твоих. Я старался, как мог, удержать Русь в одних руках, но дальше будет еще хуже. Именно тебе я оставляю тайную свою скарбницу, которая поможет тебе набрать войско в трудную годину». И он объяснил мне, где эту укладку взять и про некоторые подробности, они же меня, скажем так, удивили. О чем ты хотел спросить?

– В чем все же тогда не совпали твои и деда мысли о том, как держать Русскую землю?

– Вопрос уместный есть, как ответил бы тебе отец Клим-митрополит. Дед мой вовсе не верил степнякам, что своим, что диким, и был чересчур жесток с ними. Я же, как ты, небось, знаешь, отношусь к восточным нашим соседям по-иному. Всем ведомо, что торческий и печенежский князьки заседают у меня в ближней боярской думе, и я всегда равно награждал в своей дружине как русичей, так и кочевников, крещеных и некрещеных, у меня для дружинников одна мерка. Думаю, что и с половцами наши потомки еще поживут мирно, а то и в едином государстве: уже и сейчас есть много примеров доброго совместного житья, а встречная, всем выгодная торговля хлебом и утварью с нашей стороны, конями и скотом – с их началась с Великой степью еще тогда, когда на землях половцев кочевали печенеги. Однако и деда своего я могу понять. Половцы его времени были непохожи на сегодняшних, потому что только что вышли из Великой степи и не успели осмотреться. А мой дед на всю жизнь убедился в их свирепости, когда лет уже сорока, после битвы на Стугне, увидел, как на его глазах тонет в сей речушке, спасаясь от половцев, его младший брат, юный Ростислав, а дед ничем не смог ему помочь. Я думаю, что он и сам крепко испугался, когда бежал тогда от половцев, и не мог этого простить половцам всю свою жизнь. Скажи, тебе не приходилось ли бежать с поля боя, да не одному, а в толпе смертельно перепуганных людей?

– Бог миловал, великий княже, – ответил Хотен осторожно. – В толпе с поля битвы не бегал.

– Я тоже только отступал, – усмехнулся князь Изяслав. – И многажды отступал, в чем не стыжусь признаться. Ведь отступить в полном порядке, соображая пути отхода и куда отводить людей и обоз, это совсем другое дело. Такое отступление помогает сохранить войско, а то и выиграть в удобном для того месте следующую битву. А в бегстве с толпой муж теряет голову, он полностью подчиняется перепуганному сброду. Думаю, мой славный дед и того не мог простить половцам, что они заставили его пережить этот ужас невладения собой. Подумать, так ведь это крайнее унижение для храбреца.

– О том, что великий твой дед если и брал половцев в плен, то для того только, чтобы казнить, и мне приходилось слышать.

– Разве? Так вот, серебро и золото в том кладе – только половецкие. Сокровища князей половецких, вот чьи это драгоценности. Ты понял, в чем соль?

– Я понял, что это чистое золото и серебро, не из погребений древних царей или баб-воинов, полениц. Следовательно, сокровища эти не нуждаются в очищении церковью и принадлежат не церкви, а тебе по праву.

– Если бы так, боярин! Если бы так… Беда в том, что клад не из погребений взят, однако его охраняют мертвые сторожа.