Ответа нельзя разобрать.

– Вы… Уходите, сейчас же уходите. И чтобы я вас никогда больше не видела.

– Но Вера…

– Уходите, уходите, – уже кричит Вера. – Да уходите же. Мама, мама, выгони его. Выгони…

Дверь в прихожей хлопает.

Екатерина Львовна входит в столовую. По щекам ее бегут слезы, она протягивает к дочери дрожащие руки:

– Верочка…

Но Вера холодно смотрит на мать, и лицо совсем спокойно, только немного бледнее, чем всегда.

– Мама, я выхожу замуж за Владимира Ивановича. Я пойду вниз, позвоню ему. Ты довольна?

Она идет в прихожую, но на пороге останавливается:

– А может быть, не стоит?.. – и через плечо смотрит на мать все так же спокойно. – Может быть, лучше в окно выброситься? А, как ты думаешь?

– Вера, что ты говоришь? Господь с тобой.

Вера коротко смеется:

– Я пошутила. Честное слово. Я не выброшусь в окно. Я трусиха… Я выйду замуж. Хотя это, может быть, еще страшнее.

Екатерина Львовна остается одна в столовой. Вот и исполнилось ее желание. Вера невеста. Но как грустно, как тяжело. Она вытирает слезы и крестится. Потом быстро расставляет чашки на столе. Руки все еще дрожат, и чашки жалобно звенят. Зачем она это делает? Кому нужны эти чашки? Разве будут пить чай?.. Вера возвращается.

– Мама, он сейчас придет. Он так обрадовался, даже смешно. Глупый человек. Он думает – счастье. Он думает – любовь. А на самом деле… – Вера пожимает плечами. – Пойдем, мама, помоги мне одеться. Я хочу встретить его в белом платье, настоящей невестой…

Через четверть часа приходит Владимир Иванович, счастливый и растерянный.

Екатерина Львовна впускает его.

– Я так рада, – говорит она, целуя его в лоб.

Глаза его блестят из-под очков.

– Это самый счастливый день моей жизни.

– Надеюсь, что вы теперь всегда будете счастливы. Верочка… это… твой жених.

«Мой жених… – Вера стоит перед зеркалом в белом широком платье. Глаза смотрят печально и удивленно, рот кажется совсем невинным, и руки беспомощно опущены. – Мой жених, – повторяет она. – Я невеста… – Она улыбается себе в зеркале. – Здравствуй, невеста». А о нем, об Арсении, она больше не будет думать. Кончено. У нее жених. Но сердце больно сжимается, боль бежит от сердца к ногам, к рукам, к горлу, и хочется кричать от тоски. Но нельзя. Там, за стеной, ее жених. Он не должен знать. Никто не должен знать…

Она выходит в столовую, протягивает руку Владимиру Ивановичу:

– Володя… – Голос ее звучит тихо и нежно, и лицо розовеет от смущения. – Вы можете меня поцеловать.

Он касается губами ее щеки и закрывает глаза:

– Господи, как я счастлив…

Все молчат. «Что бы ему еще сказать», – думает Вера. У Екатерины Львовны встревоженное лицо. Круглые часы громко тикают.

Владимир Иванович вдруг становится веселым и шумным.

– Вот увидите, какой я теперь буду, – говорит он, шагая по маленькой столовой. – Вот увидите. Я хочу, Верочка, чтобы вы гордились вашим мужем. Я весь мир переверну.

Вера смеется:

– Ну конечно перевернете…

– Вы знаете, на нашем заводе… Меня так ценят. Я…

Вера улыбается, не слушая. Вот он какой. А она и не знала. Разговорчивый. И чем-то гордится. Она думала, робкий, тихий. А он вот какой.

Ей становится скучно.

– Послушайте, Володя. Поедем ужинать. Куда-нибудь, где цыгане. Хорошо?..

– Что ты, Верочка? Как можно к цыганам? Вас благословить надо. А ты к цыганам…

– Ну и благослови, если надо. Но ты ведь, наверное, сама не знаешь, как благословляют. Только поскорей. А потом поедем. Я хочу веселиться…

Ресторан. Шампанское. Женщины в светлых вечерних платьях. И все смеются, и всем весело. Или, может быть, притворяются, что им весело. Но Вере грустно, и нет сил притворяться. Она ставит локоть на стол, голова легко кружится, и все кругом кажется смутным и странным.