– И что же в коридоре?..

– В коридоре он обнимает меня… И целует.

– Неужели? – ужасается Жанна. – И ты позволяешь?

– Как не позволить? Он сильный.

– Куда он целует тебя? В губы?

– Да, в губы. В шею. И колени.

Люка краснеет:

– Колени…

– Да. Сначала я боялась, но теперь…

– А если войдут?

– Тогда будет скандал, – спокойно говорит Ивонна. – Но что же я могу? Он сильный.

Жанна смотрит на Ивонну сбоку:

– А ты не врешь?

Ивонна возмущается:

– Честное слово. Хочешь, в воскресенье приведу его сюда?

– Приведи, непременно приведи.

Ивонна чувствует себя героиней.

– Ну а ты, Жанна. Неужели тебя еще никто не целовал?

Жанна грустно качает хорошенькой головкой:

– Нет, никто. А тебя, Люка?

Люка пожимает плечами:

– Я бы многое могла рассказать. И поинтереснее, чем Ивонна, только не вам, вы слишком глупы.

– Сама ты умна, – огрызается Ивонна. – Просто тебе стыдно, что рассказать нечего.

Люка снова пожимает плечами:

– Может быть, и есть что, да не тебе.

Они идут по прямой, шуршащей рыжими листьями аллее. Вдали видны широкие ворота.

– Кто скорей до забора, – кричит Люка. – Раз, два, три. – И несется вперед.

Минуту Жанна бежит рядом, плечом к плечу, потом топот ее ног слабеет, она отстает.

– Первая, я первая, – кричит Люка, держась за решетку. – А вы черепахи.

По улице мимо сада проезжает такси. Сквозь стекло на Люку смотрят черные блестящие глаза. И рядом в глубине маленькая голубая шляпа, совсем как у Веры. Одна минута, и уже нет такси.

Арсений… Неужели Арсений и Вера?.. Или только показалось?.. Люка стоит около забора и смотрит вслед такси. Неужели это был он?..

Жанна дергает Люку за руку:

– Что же ты не отвечаешь? Хочешь играть в Линдберга?

3

Самовар шумит на белой скатерти. Рядом с вазочкой с вишневым вареньем мотки красного, синего и желтого шелка. Вера молча шьет, наклонив темную, гладко причесанную голову. Владимир Иванович влюбленно смотрит на нее:

– Сегодня был чудный день. Вы гуляли, Вера Алексеевна?

– Да, гуляла. – Вера внимательно считает стежки, не поднимая глаз.

Люка ставит чашку на блюдце.

– А я была в Люксембургском саду. Скажи, Вера, ты не проезжала мимо в такси? С Арсением Николаевичем?

– Я?.. – Вера резко поворачивается к сестре. Ножницы со звоном летят на пол. – Я? С Арсением Николаевичем?.. Ты с ума сошла.

– Чего ты сердишься? Мне показалось издали. Шляпа голубая, совсем как у тебя.

Вера густо краснеет:

– Мало ли в Париже голубых шляп. Я сегодня вообще не выходила.

– Но как же ты только что говорила, что гуляла?

Вера еще больше краснеет.

– Я не гуляла, я ходила за работой в мастерскую. Арсения Николаевича я с лета не видела. И какое тебе дело?..

– Я ничего… Мне только показалось. Голубая шляпа совсем как твоя. И…

– Отстань. Как ты смеешь приставать, змееныш?..

Вера встает, шумно отодвигает стул и уходит, хлопнув дверью. Щелкает ключ.

– Ну вот, – огорченно говорит Владимир Иванович. – Как нехорошо вышло.

Екатерина Львовна старается казаться спокойной:

– Вера так нервна. Вы ее извините, пожалуйста. Я иногда просто не понимаю, что с ней.

– Нервы, должно быть, малокровие. И Вера Алексеевна слишком много работает.

Люка трясет годовой:

– Она? Она целыми днями пропадает. Вторую неделю все ту же блузку вышивает.

– Люка, ты опять суешься? Не довольно с тебя, что Веру расстроила?

– Она сама расстроилась. Я ничего не говорила, мама. Мне только показалось…

– Знаешь пословицу: когда кажется, тогда крестятся? Слишком ты болтлива.

Люка надувает губы:

– Хорошо. Теперь молчать буду.

Владимир Иванович прощается.

– Куда же вы так рано, – удерживает его Екатерина Львовна. – Верочка сейчас выйдет. Верочка, Владимир Иванович хочет уходить.