Веня пожал плечами.
– Ну, насчет как туда попал – у него ключ свой может быть. Все-таки это тебе не кто-нибудь, а Купрум Эс. А насчет занавешивания… Мою маму, например, раздражает, если окна вечером не занавешены.
Родю такой ответ не удовлетворил.
– Значит, по-твоему, так получается: пока в лаборатории занятия шли, голые окна Купрума Эса не беспокоили, а когда он один остался – раздражать начали. Нет, тут что-то…
Родя не договорил. Веня случайно взглянул в окно и вскрикнул почти во весь голос:
– Э!.. Луна!
Большая, чуть кособокая луна висела рядом с крышей дальнего двенадцатиэтажного дома. Родя бросился к трубе и стал наводить ее на Луну, а Веня схватил журнал и стал рядом с ним, торопливо говоря:
– На! Смотри на карту и ищи. Чего-нибудь крупное для начала ищи. Во! Океан Бурь ищи!
И в эту минуту голоса взрослых послышались из передней.
– Родька! – почти закричал Веня. – Наши домой собираются. Смотри скорее и дай мне! Океан Бурь…
На пороге появилась Венина мама:
– Венька, ты знаешь, который час? Половина одиннадцатого!
– Мам!.. Сейчас! Ну сейчас!
Венина мама повысила голос:
– Вениамин, никаких «сейчас»!
– Все! Пока! – со вздохом сказал Веня и направился к двери.
Родя проводил друга, потом быстро постелил постель, разделся, вышел в одних трусах сказать родителям «спокойной ночи», вернулся в комнату и, погасив свет, продолжал свои астрономические наблюдения. Он хорошо запомнил, как выглядят самые большие темные пятна на карте Луны, однако ему пришлось попыхтеть, прежде чем он обнаружил с помощью трубы сливающиеся друг с другом Океан Бурь, Море Дождей и Море Ясности.
И все же Родя был доволен. Как ни была несовершенна его труба, а все-таки с ее помощью «океан» и два «моря» были видны яснее, чем невооруженным глазом. Ложась спать, Родя решил: на днях они с Веней пойдут и запишутся в научное общество. В секцию астрономии.
Глава вторая
В каждом классе есть свой силач, своя красавица и свой мыслитель. Бесспорным силачом в пятом «Б» был Лешка Павлов: он справлялся с любым мальчишкой в классе одной рукой. Мыслителем можно было назвать Родю, который постоянно «генерировал», как теперь выражаются, всякие увлекательные идеи. Красавицей была Зоя Ладошина. И не только красавицей: она еще была председателем совета отряда, и это свое положение Зойка ценила больше, чем положение первой красавицы в классе.
На следующее утро, когда Родя и Веня шли в школу, по другой улице шла туда и Зоя, шла не одна, а в сопровождении своего «актива» – так она называла шестерых ребят, окружавших ее. Время было раннее, и Зоя шла неторопливо, красиво вытягивая ноги в красных туфельках, чуть поводя при каждом шаге плечами, на которые спадали черные локоны. Неторопливо шагала и так же неторопливо говорила:
– Не знаю… Если меня даже и выдвинут снова председателем, я, наверное, все-таки откажусь.
Эта фраза вызвала у «активистов» негодование.
– Зойка! Ой!.. – пискнула Нюся Касаткина. – Ты с ума сошла!
– Зо-о-о-я! – протянула Соня Барбарисова. – Как тебе только не стыдно такое говорить!
– Не выдумывай, Зойка, давай лучше не выдумывай, не выдумывай! – забубнил толстый редактор стенгазеты Шурик Лопухов.
Зоя передернула плечами.
– Ну, граждане, почему все я да я? Надо же немножко отдохнуть! Как будто, кроме меня, никого не найдется, чтобы председателем быть!
– Ну, кто найдется? Ну, кто найдется? – снова запищала маленькая Нюся. – Думаешь, я? Так меня в собственном звене никто не слушается, вот!
Соня Барбарисова старалась говорить как можно убедительней.
– Зоя, ты вот подумай и пойми: из нас из всех никто таким авторитетом в отряде не пользуется, как ты. А остальные ребята в классе – так ты сама знаешь, какие они пассивные: ничего не хотят делать по общественной работе. – Соня угрожающе подняла палец. – Зоя! Вот увидишь: если ты не будешь председателем, вся работа замрет!