Тюве вывалилась из сонного королевства от того, что телега остановилась. Лежащий у самого края хворый чародейчик захрипел, задрожал. Странно, на него никак не действовали ни целебные отвары и чары Риона, ни усилия эльфы. Тощий паренёк со звездой младшего заклинателя на мятом вороте полосатой рубашки, по словам караванщиков, захворал ещё до границы с Кавирой и почти сразу впал в беспамятство. Оставалась надежда на столичных чародеев, что вылечат, не дадут своему коллеге сгинуть. Ехать на одной телеге с ним Тюве не боялась, чувствовала – не заразно.

Подняв голову, девушка заморгала, пытаясь осмотреться. В реденьком лесочке билось сердце угрозы. Туман склизкими руками щупал лицо и волосы, у земли превращаясь в густое варево, отчего казалось, будто телеги едут по облакам. Было ещё темно, и ненастное небо ворочалось на колких вершинах сосен. Впереди в полголоса ругался возница, хлестал лошадь, но та упорно отказывалась двигаться с места.

– Дядь Фардел, я желаю посмотреть, что произошло, – девушка указала вознице на замершие впереди телеги.

Там встревоженный Рион переговаривался с хозяином каравана и проводником.

– …чуют худое. Глянь, как ощетинились, треклятые, – сокрушался хозяин.

– Не оборотни и не нечисть какая, – возражал Рион. – Их я бы распознал.

Завидев эльфу, он недовольно нахмурился.

– Ты чего выползла, Тювёха? Пойди к хворому, а то навернётся с телеги, забудем.

Девушка только по-детски захлопала глаза и замотала головой. Благодаря внешности, ей удобно было прикрываться детским поведением в общении со всеми, кроме Орэвэля. И здесь умение пригодилось. Рион тут же отвернулся. Что с неразумной возьмёшь?

За шесть дней пути она очень много узнала о большом мире, притаившемся за пределами дворца. Жаль, плохо усвоила в своё время отцовские уроки чародейства. Как бы проще всё было. Ведь за ней отправлена погоня. Они не встали ещё на след, но рыщут-ищут. Успеть бы в Тардрагею, в Академию чародейства! Те студентов не выдают. А потом она научится накладывать морок на своё страшное лицо и сможет вполне сносно существовать. В то, что она поступит, не было никаких сомнений. Ей все детство твердили о невероятном таланте. Только нужно было вырасти, чтобы его раскрыть…

От грёз её отвлёк удивлённый возглас Риона.

– За кем-то из вас должок!

Туман над дорогой сгустился, засиял мертвенно-желтым светом, как светит ущербная луна перед днём скорби, когда всякий живущий закрывается у себя дома и поминает усопших.

Миг, и туманная сияющая пена затвердела, полыхнула алым и брызнула во все стороны от гулкого трубного звука. Освещённая гнилостным сиянием к ним летела мёртвая конница. Развивались полуистлевшие штандарты, зелёные угли тлели в пустых глазницах коней и всадников Дикой Охоты. Плесень и мох покрывали ржавые доспехи. На белом, вполне живом коне, возглавляющем шествие, восседала прекрасная дева в венке из листьев папоротника и цветов белой болотки, в ожерелье из крапивы. Сквозь прозрачную ткань туники просвечивала татуировка, покрывающая высокие груди и спускающаяся до ягодиц. Судья.

Все, кто был в караване, бухнулись на колени и зажали уши. Тюве последовала их примеру, ибо предводительница воинства внушала ужас. Только юный хворый чародей свалился с телеги и провинившейся собакой пополз на брюхе к всаднице.

Та что-то произнесла, и с венка выпал цветок, скользнул по прозрачным одеждам, упал на склоненную голову юноши. Парень не встал, вскочил, расплывшись в безумной улыбке, схватился за стремя белого коня. Дева взмахнула рукой, и мёртвая конница двинулась дальше, постепенно ускоряя ход. Чародейчик так и бежал, не сводя глаз своей владычицы.