– Эта не отвяжется, – предупредила она в конце рассказа, – будь осторожен, когда чудишь.

Я и сам понимал. Роль школьной ведьмы и по совместительству доморощенной нечистой силы принадлежала Тихоновой. Испарись Элька на уроке или превратись в дикобраза со щупальцами и павлиньим хвостом, подозреваю, никто бы не удивился сверх меры. У Тихоновой даже прозвище – Радиоактивная, что с неё возьмёшь? Моя кудрявая подруга всячески подпитывала слухи о себе, держала марку, «обновляла имидж», периодически сталкиваясь с кем-то в классе или в параллели.

До появления такой яркой одноклассницы я слыл «парнем без причуд», «зубрилкой» и «ботаном». А теперь всё сильней замечал перемену отношения ко мне одноклассников и сам менялся. Но чтобы прилюдно чудить… Ни-ни. Меня же мама с бабушкой съедят!

Я думал об этом ровно до четвёртого урока. Я честно не желал ни во что впутываться. А началось всё на двенадцатой минуте занятия, когда Стёпка Дохлый Фунтик с замогильными интонациями цитировал перед Елизаветой Арсеньевной, нашей учительницей литературы, стихотворение Заболоцкого – что-то про смерть и дерево.

Как раз тогда запертая с момента каменного века дверь стенного шкафа шумно распахнулась, подняв облако пыли и паутины.

Вначале из недр древней свалки с грохотом вывалилось пустое ведро, а следом за ним, заставив онеметь всех присутствующих, выбралась Ли-дви-ра при полном параде: в шубе, украшенной веткой живого вьюна, с мечом наголо, в сапогах с клинками на носах…

– Ты!

Я вжался в парту, ибо лесная направилась ко мне. Мамочка вернее, Валентинушка – мой ручной демон, спасай!

Потрясённая учительница полузадушенной рыбой беззвучно открывала и закрывала рот. Не растерявшийся Фунтик вынул из кармана мобильный телефон и бессовестно фоткал, как лесная выдернула меня из-за парты и поставила рядом с собой. Остальные безмолвствовали.

– Ты был там! След вёл к тебе, – рычала Ли-дви-ра, и на красивом лице отчётливо проступали кошачьи черты. – И к тебе!

Разведчица махнула мечом в сторону Язвы.

– Пойдёте к князю на допрос!

Только тогда учительница отмёрзла от стола.

– Кто вы такая? Почему с холодным оружием? Как охрана…

Ли-дви-ра искривила уголки рта, косо глянула на Елизавету Арсеньевну, и изо рта у той посыпалась клюква. Учительница плевалась, открывала рот, и алые шарики один за другим падали на стол, раскатывались в разные стороны, стукались об пол. Сок от раздавленных ягод стекал по подбородку женщины и капал на белую блузку, точно кровь.

– Знаешь, что тебе Валентин сделает, если Женьку обидишь? – вскочила из-за стола Элька. – И я кое-что умею!

Ли-дви-ре было плевать на её гнев. Она направилась к шкафу, я как привязанный пошел следом. И Светка тоже. Вот ведь угораздило! Я даже Вику Шелег согласен взять в компаньоны, только не Светку Крылову!

Ли-дви-ра исчезла в шкафу, для всех просочившись сквозь стену. За ней я вывалился в завьюженный проулок. «Язва же не умеет ходить быстрым путём», – подумал я за миг до того, как Светка оступилась и повалила меня в снег. Я-то хоть в рубашке и свитере, а моя надоедливая одноклассница в тонком платьице с коротким рукавом.

– Шевелись! – Ли-дви-ра неприятно ткнула меня ножнами в бок.

Светка, надо отдать ей должное, в истерику не впала, сползла с меня, поднялась и разразилась долгой триадой про права человека и законы о защите детей. Родители адвокаты и дядя прокурор не прошли даром.

Лесная не реагировала на неё, отступила на шаг в сторону и заплясала в колдовском танце. Лезвие меча то вчерчивало знаки на не тронутом следом снегу, то порхало в воздухе, и тогда с его острия стекал разноцветный огонь.